Вызов

Для нее это был не первый раз (хотя все прежние попытки были неловкими и оставляли только разочарование), но для Аня, надо полагать, первый. Кто бы захотел заняться сексом с этим дерганым чудовищем? Разве что за деньги, но и тогда он не смог бы научиться всему, на что оказался способен.

Проститутка научила бы его лишь тому, что и так можно найти в Интернете за несколько секунд.

Нет, единственное объяснение – она сама, Тиёко. Пусть только в эти минуты близости, но он любил ее. И хотя она не собиралась отвечать ему взаимностью, но, пока их тела двигались и содрогались в унисон, какой-то частью своего существа Тиёко тоже его любила.

Настало время и ей включиться в Последнюю Игру. Играть и притворяться – но не до конца. Сегодня произошло кое-что настоящее.

Ань провел ее по всему дому и показал всё. Поначалу он был сдержан и насторожен, но когда Тиёко взяла его за руку и они переплели пальцы, Ань начал оттаивать, открываться. Он показал ей свои компьютеры. Свои механизмы. Свои материалы. Свою взрывчатку. Свои артефакты. Свои инструменты. Он показал ей свои лекарства: белые пластиковые баночки, аккуратным рядком стоящие в ванной.

Он показал ей своего питомца: ящерицу из западных провинций. Показал ей фотографию своей матери, которая умерла, когда ему был всего год. Больше ничьих фотографий он не показывал.

Он приготовил ужин: жареный рис с устрицами и стрелками чеснока, свиные пельмешки с кусочками апельсинов.

Они поели, запивая холодной колой с лимоном. Мороженое и печенье на десерт. За ужином спросил только, как она себя чувствует, хотя уже задавал этот вопрос 17 раз.

Она чувствовала себя нормально.

В конце концов они направились в его комнату. Тиёко увидела свои вещи, сложенные стопкой. Все было на месте.

Она не бросилась к ним с порога. Вещи подождут. Сначала должно случиться кое-что другое.

Это единственный выход.

Они сидели на кровати молча. Близко друг к другу, но не соприкасаясь. Просто сидели. Дышали. Ань положил руку на кровать, и Тиёко накрыла ее своей ладонью и повернулась к нему. Он так нервничал, что не мог поднять глаз. Тиёко поцеловала его в шею. Он повернулся, подставляя губы.

И все началось.

И закончилось.

Теперь они смотрят друг на друга. Не улыбаясь. Просто смотрят.

Тиёко в отчаянии. Ей нужно идти. Но, как ни странно, уходить не хочется.

Она хлопает ресницами, поднимает палец и вылезает из кровати. Ань смотрит на ее обнаженное тело, следит за плавными движениями. Тиёко подходит к стулу со своими вещами, берет телефон и возвращается. В своем теле ей абсолютно легко и свободно.

Ань завидует ей. Завидует ее легкости и чистоте. Завидует – и влюблен.

Тиёко забирается обратно в постель и открывает приложение – блокнот с поддержкой китайского языка. Печатает. Показывает Аню.

«Это было хорошо. Очень хорошо».

– Да. Спасибо, – Ань немного удивлен, но старается, чтобы голос его звучал уверенно. Он не заикается, и это определенно помогает.

«Интересно, а кто-то из остальных…»

– Ха! Почему бы и нет? Может, те двое, которых ты преследовала?

Тиёко пожимает плечами. Не в ее привычках сплетничать. Ей все равно, чем занимаются кахокийка с ольмеком. Она просто хочет опять вытащить Аня из его скорлупы. И у нее получается. Он смотрит на нее:

– Я хочу рассказать тебе кое-что. Что-то такое, о чем я еще никому не рассказывал. Ты не против?

«Вот дурак!» – невольно возмущается про себя Тиёко. Никогда она еще так не радовалась своей немоте, как в эту секунду.

Она кивает.

Пока длится рассказ, Ань не отрываясь смотрит ей в глаза. Голос его звучит ровно, размеренно. Он спокоен, тика нет и в помине.

– Совсем маленьким я был нормальный. В два-три года. Я это помню. Правда, я очень хорошо это помню. Как играл с красными резиновыми мячиками в парке, разговаривал с дядюшками, требовал у них игрушку, бегал, смеялся и говорил не заикаясь. Того, кем я стал сейчас, – кем я становлюсь, когда тебя нет рядом, – тогда и в помине не было. А потом мне исполнилось четыре, и я узнал о Последней Игре.

Тиёко зарывается головой в подушку. Сама она знала о Последней Игре со дня своего рождения. О Последней Игре говорилось в сказках, которые ей рассказывали с самого раннего детства. В колыбельных, которых ей пели на ночь, и в байках, которыми кормили ее родители, чтобы она вела себя как следует…

Последняя Игра была во всем и всегда. Разумеется, это ее пугало, и чем старше она становилась, тем глубже пускала корни тревога, но Тиёко всегда принимала это как данность. Это было частью ее натуры, и она этим гордилась – совершенно искренне. Но у Аня все сложилось иначе.