Вызов

— На планете Циммер солнечной системы Процион есть одно уникальное дерево, — вдруг ни с того ни с сего сообщил Хард, его длинные пальцы неспешно отбили по полировке стола энергичный ритм, а вроде бы отсутствующий взгляд сцепился с тяжёлым и пронзительным Эббота. — Внешне оно ничем не отличается от тех, что растут с ним рядом, но только потому, что ламериус — так называется дерево — полностью адаптируется под окружающие его виды, маскируя под вполне обыденной внешностью свою ядовитую суть. У этого дерева очень мощная корневая система, но что самое главное — хищная! В прямом смысле этого слова. Корни ламериуса, сплетаясь под землёй с корнями других деревьев, начинают на них паразитировать, иными словами, питаться их соками и энергией. Α если сосед по какой-то причине не хочет делиться своей силой, ламериус впрыскивает в его проводящую систему капилляров свой яд. Нет, не в смертельном количестве, а только в той дозе, что вынуждает дерево усиленно бороться за свою жизнь, а заодно и кормить ламериус.

Χард умолк на мгновение и едва заметно улыбнулся напряжённо смотрящему на него Эбботу.

— Знаете, каким образом можно уничтожить ламериус, пoка он не размножился и не заразил весь лес? — неожиданно поинтересовался он.

— Срубить под корень! — холодно уронил Эббот.

— Нет! — торжествующе усмехнулся тиррианец. — Только выжечь вместе со всем окружением.

Я не понимала, что происходит и что за аллегорию сейчас пытается обрисовать Хард. Всё выглядело более чем странно, вот только интуиция мне подсказывала, что Эбботу туманные намёки тиррианца о чём-то очень красноречиво говорят.

Исполнительный директор в мрачном молчании смотрел на Χарда, с лица которого словно полуденная тень медленно съезжала любезная улыбка, превращая тиррианца в холодного и расчётливого дельца.

— Как давно, тин Эббот, вы запрашивали у реестродержателя содержание реестра? — чётко и спокойно спросил он.

Наверное, и меня, и Эббота в этот момент посетила одна и та же мысль.

Не знаю, произносил ли в уме Эйнс: «Единый, только не это!», но в мою голову ничего другого и не пришло.

— Пару дней назад, — уже догадываясь, что произошло, выдохнул Эббот.

— Жаль, что не пару часов, — медленно поднимаясь с места и возвышаясь над столом, гордо выпрямился Хард. — Тoгда бы вы знали, что пять процентов акций моей жены в совокупности с сорока шестью процентами, купленными мною, составляют контрольный пакет и дают мне право самостоятельно принимать решения в вопросах функционирования компании, в том числе назначать руководящий состав.

Я — новый владелец «Αвьен Сортэ»! Не желаете еще раз рассказать мне о моих правах?

От давящей тишины зазвенело в ушах. Сознание еще не воспринимало полученную информацию, но сердце, пропустив удар, уже болезненно сжалось.

Такое чувство, что мне в грудь воткнули нож, и боль расползалась по всему телу, парализуя мои мышцы, не давая сделать вдох.

Не знаю, как устояла на ногах, я их вообще не чувствовала. Воздух сбился в лёгких тугим комком, словно я проглотила камень, и он застрял где-то на пути к желудку.

— А теперь, на правах хозяина, я прошу вас созвать совет директоров, — безжалостно добивая и меня, и Эббота, отчеканил Хард. — У нас грядут большие изменения и кадровые перестановки.

Эйнс опустил плечи, избегая смотреть Харду в глаза, коротким кивком головы дал понять тиррианцу, что распоряжение будет выполнено, и медленно пошёл к выходу.

Звук его удаляющихся шагов эхом звенел у меня в голове, будто в ней кто-то мерно бил в большой колокол. Взгляд мой встретился с взглядом Харда, впился в его мерцающую зелень, и на скулах мужчины проступили узлы желваков.

— Ты не мог купить больше сорока процентов всего за пару часов, — я не спрашивала, не сомневалась, я точно это знала. — А значит, давно и долго приобретал акции «Авьен Сортэ» на подставные фирмы, чтобы никто не заподозрил тебя в попытке захвата. А сегодня все эти фирмы просто взяли и продали акции тебе.

Хард молчал. На левoм виске напряжённо пульсировала синяя жилка, тёмные брови хищными крыльями взлетели вверх и две вертикальные складки залегли на переносице, не предвещая мне ничего хорошего.

— Вот только максимум, что ты мог перекупить у мелких держателей — это тридцать четыре процента, — спокойно и сухо констатировала факты я. — Остальные тебе продал кто-то из совета. Кто? Жакри? Бэйн? Вонги?

Хард засунул руки в карманы и качнулся с носка на пятку, не сводя с меня глаз.

— Норви.

Единый, это как удар под дых! Тин Норви был самым адекватным, умным и уважаемым акционером. Болезнь отца, скандал с авариями и временное падение акций не могли заставить его паниковать. Каким образом Харду удалось перекупить и его?

Хард грустно улыбнулся, читая мои эмоции, как раскрытую книгу.

— Всё в этом мире имеет свою цену, Белль. Надо только найти правильную мотивацию, — чуть хрипловато обронил он.

— И какова цена тина Норви? За сколькo он продал «Авьен Сортэ»?

— Обменял, — внёс поправку Хард. — Тин Норви обменял долю «Авьен Сортэ» на более ликвидные акции.

— Чьи? — бесконтрольно вырвалось у меня.