— Ты знаешь, Джесс, — спокойно сказал Мэнсон. — Ты знаешь, что есть причины поверхностного уровня: ты согласилась на мой вызов, вела себя как непослушная маленькая негодница, и теперь тебя нужно поставить на место. Но ты знаешь, что есть и более глубокие причины: ты хочешь исследовать что-то, что, вероятно, довольно ново для тебя, что-то, что вызывает у тебя чувства, которых ты не ожидала. Что-то, чем ты наслаждаешься, хотя и не подозревала об этом. — Он подождал немного, вероятно, надеясь на мою агрессивную реакцию, но мои губы оставались плотно сжатыми. Он медленно, садистски улыбнулся. — Мне бы не хотелось лишать тебя того, чем ты наслаждаешься, даже если это тебя пугает. Опусти голову, ангел. Только левый ботинок. Поцелуй его. Очисти языком.
— Пожалуйста, — снова прошептала я. На этот раз крепче, более отчаянно. Он только рассмеялся.
— Ты будешь делать именно то, что я скажу, — мягко сказал он. — Неважно, сколько ты будешь ныть и плакать, ты сделаешь это, Джесс.
— Я не буду плакать.
Мысль о том, чтобы разрыдаться перед ним, звучала восхитительно. Идея плакать, умолять, неконтролируемо рыдать, только чтобы в конце концов сдаться и принять это. Я
Мэнсон снова откинулся на диване — спокойный, собранный, выжидающий.
— Подчинись мне, Джессика. Опусти голову и дай мне взглянуть на твои красивые крылышки.
Из моего горла вырвался настоящий
— Сделай это, — сказал он. — Вот, что получают плохие девочки. Это будет тебе уроком.
Когда я опустила голову, мой желудок сжался в клубок. Опустившись и свернувшись калачиком, я уткнулась носом в полную заломов потертую кожу на его лодыжке. Я позволила его шершавым, тугим шнуркам коснуться моих губ. Я глубоко вдохнула, и пьянящий аромат затопил мой мозг. Я чуть не застонала от одного запаха. Что, черт возьми, со мной не так? С каких это пор меня возбуждают такие вещи, как
Тепло сконцентрировалось между моих ног, мое возбуждение усилилось, когда я опустила свои поцелуи ниже, к пыльной подошве его ботинка. На губах я ощущала вкус грязи, но даже это не остудило моего желания. Я прижалась лбом к его лодыжке, полностью потерявшись в этом странном мире кожи, шнурков и собственной деградации.
Внезапно что-то коснулось меня сверху, прижало голову и не позволяло подняться. Через несколько мгновений я узнала текстурированную подошву ботинка и поняла, что Мэнсон надавил другой ногой на мою голову. Я почувствовала, как он сдвинулся, и поняла, что он снова наклонился вперед, поскольку услышала его голос совсем близко:
— Используй язык. Очисть ботинок.
Я хотела умолять его:
Послушно высунув язык, я провела им по коже. Гладкая, приятная, почти безвкусная, если не считать того пьянящего аромата, который я вдыхала ртом. Я облизала носок ботинка, чуть выше подошвы, и провела им поверх отпечатков помады, вверх по шнуркам. Я наслаждалась каждым сантиметром. Я чувствовала себя грязно, мерзко, совершенно отвратительно…
Я чувствовала себя горящей,
— Подними голову.
Вторая его нога больше не удерживала меня. Медленно и нехотя вырываясь из чудной ямы, в которую попала, я подняла голову. Все ещё стоя на коленях, я уставилась на него в ожидании.
— Хочешь пить? — Он протянул бутылку пива. У меня пересохло во рту, и я с готовностью потянулась к бутылке, но он отдернул руку. — Не-а, без рук. — Я медленно, неуверенно опустила руку. — Открой рот, ангел.