Мамина комната тоже выглядела по-другому, с выключенным светом и затаившей дыхание темнотой раннего утра, охватывающего стеклянные крыши. Похожая на декорацию белая кровать парила, подобно призраку, все книги, затененные дверями, были закрыты. Ванная мерцала, а широкий, белый подоконник выглядел как осколок белого черепа.
Я прошла по комнате. От кроссовок будет исходить запах кофе, пока я не отмою их, поэтому я опустилась на пол возле белой кровати и сняла их, бросила к шкафу и схватила другую пару, стоящую рядом с небольшой тумбочкой. У меня появился отличный вид на пустое пространство под кроватью, и у меня внезапно возникла тревожная мысль.
Был ли это мамин матрас? О, Боже!
Прибыло головокружение, несущееся по мне темными, сверкающими волнами. Я согнула колени, прислонила лоб к древесине и попыталась контролировать дыхание. Я поняла, что мелкие вздохи, которые я слышала, исходили от меня, и действительность последних нескольких часов поразила меня, как удар кровососа.
Я перекатилась на спину, засовывая руку в карман. Сережка была теплой, и я нежно вынула ее. В животе болело; я издавала тихие звуки в промежутках между вздохами.
Кровать была аккуратно застелена, но я попятилась к ней. Натали застелила ее достаточно туго, чтобы от нее отскочил четвертак — папе понравилось бы — и я не имела ни малейшего понятия, как она проделывала это, учитывая то, что там все время находился плащ.
Я просунула руку между верхним и нижним слоем, приводя все в беспорядок. Пальцы коснулись грубого, тяжелого брезента, и я дергала и тащила, пока полностью не достала черный материал. С сережкой в потеющем кулаке я обняла сбившийся в ком плащ, зарылась в него лицом. Я пожелала, чтобы дрожь прекратилась, а дар показал мне что-нибудь — что угодно — чтобы дать мне надежду.
Совсем ничего. Я была слишком несчастной, стараясь слишком усердно для дара, чтобы сделать нечто большее, чем вызвать во мне пульсирующую головную боль. Рыдания прекратились; я качалась взад и вперед, держа комок из плаща. Я знала, что на нем остались следы от слез и лишь надеялась, что на нем не размазались сопли.
Если бы Грейвс только послушал меня! Если бы только он пришел за мной после того, как у нас с Анной состоялась по-настоящему последняя схватка! Если бы он только был...
Но это было неправильно. Я не была способна найти слова, которые бы заставили его остаться. Я не была способна заставить свой глупый рот раскрыться. Это моя ошибка, что сейчас он у Сергея. И Анна? В какую игру она играла? Как она достала серьгу? Причинила ли она ему боль, когда доставала ее?
О, Боже!
По крайней мере, на ней не было крови. Я сморгнула слезы и подняла серьгу — суровый блеск в полумраке. Маленькая болтающаяся вещь — это серебро, если парень, продавший ее Грейвсу, сказал правду; усмешка черепа дразнила меня.
Постепенно дрожь и удушье отступили. Я поднялась, чувствуя повсюду боль, как старая женщина, и пошла в ванную.
Алмазные гвоздики, которые Кристоф заставил меня одеть в ту ночь, все еще блестели в ушах. Я сняла гвоздик с левого уха, проверила золотую застежку в серьге Грейвса. Она отлично подходила, и я одела ее. Я даже не потрудилась почистить застежку. Какой смысл?
Она была немного тяжелее, чем гвоздик. Я слегка потрясла головой, проверяя. Она раскачивалась каждый раз, когда Грейвс резко поворачивал голову. Она стучала мне по щеке, чуть выше челюсти — немного ниже, чем это было у него.
И сразу же я почувствовала себя лучше. Онемевшей — да. Выплаканной. Но тем не менее лучше. Как будто я хоть что-то могла контролировать.
Я помыла лицо, высморкалась и надела его плащ. Швы, которые я сделала темно-синей нитью — Нэт не нашла черной нитки, но и эта подошла — были довольно хороши. Бабушка фыркнула бы, если бы узнала, какую работу я проделала над порванными частями, но дыры, проделанные когтями, тяжело было заделать без машинки. Рукав был полностью оторван, но я приделала его за несколько ночей. В целом, это была справедливая, временная работа.
Плащ был нелепо большим на мне, так как я тоньше среднего подростка, а он был высоким.
Не был. Есть. Грейвс высокий. Я сделала глубокий вдох, не взглянула на себя в зеркало. Волосы прекрасно скрывали серьгу, а спадающие завитки уже высохли. Теперь надо было завязать волосы в хвост, потом я выключила свет в ванной и прошла к окну.
Белое, атласное место у окна, широкое, как односпальная кровать, слегка скрипнуло. Я неловко стала на колени и дернула окно, открывая его. Прохладный воздух, обремененный ароматом весны, устремился потоком мимо меня. Сады и лужайки становились прекрасно зелеными. Запах скошенной травы, вероятно, исходил из поля для игры в поло. Мне сказали, что дампиры играют в поло в основном для того, чтобы научиться управлять лошадьми. Это традиция. Оборотни играют в футбол и баскетбол. Я хотела попасть на игру в ближайшие дни. Я не очень хорошо разбираюсь в спортивных состязаниях, но понаблюдать, как играет кучка оборотней, звучало, как хорошее времяпрепровождение.
— Я ненавижу это, — прошептала я. — Я хочу пойти домой!