Основные задачи, которые мы решаем в первые дни – это диагностика, выявление аномальных реакций и отклонений от нормального для их возраста поведения; установление контакта с детьми; включение их в общение и совместную деятельность. Детям в этот период нужно как можно больше активности – и физической, и творческой. Это даёт возможность в игровой форме организовать возбуждённых детей и вывести из ступора заторможенных, помочь им выплеснуть подавленную агрессию. Иначе могут начаться и психосоматические явления, вплоть до отказа органов.
В дальнейшем включённое наблюдение позволяет выстроить стратегию коррекционной работы. Это игровая и арт-терапия, рисование, лепка и другие методики корректировки эмоций, снятия внутреннего напряжения через символическое проигрывание травмирующих запечатлений. Дети, подвергшиеся воздействию в чрезвычайной ситуации, нуждаются в психологическом сопровождении и реабилитации в течение длительного периода. Психокоррекция требует времени и терпения, и цветы, радуга или солнце вместо чёрных лиц с красными глазами и кровавого месива на рисунках детей появляются лишь через 2–3 недели кропотливой работы психотерапевтов. Можно сказать, в этом и есть ключевая цель нашей работы с детьми.
Я помню свой первый выезд на ЧС, это был 1995 год, захват больницы в Будённовске. Позже были «Норд-Ост» и Беслан. Там всё было довольно хаотично, работали команды психиатров из разных институтов, было несколько служб, которые между собой не общались, была определённая несогласованность. Но нас объединяло главное – ясное понимание необходимости экстренной помощи, и прежде всего, для сохранения психического здоровья детей, золотого генофонда нации, её будущего».
«Не спрашивай, по ком звонит колокол…»
Чернобыльская катастрофа и Спитакское землетрясение произошли во времена, когда ещё не существовало ни МЧС, ни тем более каких-то специализированных отделений неотложной психиатрической помощи. Психиатры и психологи стали привлекаться для оказания помощи при ЧС не так давно.
Опыт ликвидации последствий первых масштабных катастроф и позволил создать общие алгоритмы реагирования на возникновение чрезвычайных ситуаций, в том числе, и оказания психиатрической помощи. Сейчас взаимодействие всех служб чётко отлажено, между ними распределены обязанности: кто работает в очаге, кто – в отдалённых областях и так далее. Работа психологов заключается, прежде всего, в сопровождении пострадавших с самого начала происходящей ЧС, даже известия о ней, до её конечного завершения, включая ритуальные захоронения.
ПРАВИЛА ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ
ПРИ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЯХ «НАПИСАНЫ» КРОВЬЮ
ПРОШЛЫХ ГЛОБАЛЬНЫХ КАТАСТРОФ.
Аварийно-спасательные или антитеррористические операции всегда связаны со следственными мероприятиями, с выяснениями причин происходящего. Психологи включаются и в помощь следственным органам – консультируют правоохранителей, подсказывают, какие вопросы и как лучше задавать пострадавшим, чтобы снизить уровень их стресса, их реакции, не спровоцировать обострение состояния. Врач ЧС не утешает разве что врачей ЧС, и то только потому, что устаёт. Словом, психолого-психиатрическая помощь – это многоплановая работа, и в отличие от других видов помощи, её востребованность не исчерпывается лишь периодом ликвидации последствий катастрофы, а может сохраняться годами.
«В любой чрезвычайной ситуации есть пострадавшие, – продолжает свой рассказ психотерапевт Ольга Потапова. – И мы должны максимально ответственно выполнить свои обязанности, мы должны помочь, собрать, сопроводить, уменьшить интенсивность боли, снять острые состояния. В ходе работы пришло понимание, что на нашу долю ложится не только поддержка и сопровождение жертв и их родственников, но ещё и психологическая помощь сотрудникам других служб».
Работа в зоне стихийного бедствия или техногенной катастрофы – это тяжелейшее испытание для психики человека. Все участники спасательных работ в очаге ЧС, даже профессионалы со специальной подготовкой, получают глубочайший стресс в результате того, что становятся свидетелями шокирующего зрелища – огромного количества смертей и масштабных разрушений.
«Лет восемь назад у меня был пациент, на приём он пришёл с жалобами на бессонницу, раздражительность и частые депрессии. В прошлом врач, крепкий на вид мужчина, не один год проработавший на станции скорой помощи. Повидал за время своей работы многое, но после командировки в Армению, где он в составе группы медиков оказывал помощь пострадавшим во время землетрясения, уволился. В ходе наших сеансов выяснилось, что глубинной причиной его нынешнего состояния были именно давние впечатления тех дней, эмоциональные и зрительные образы бедствия.