Вызывной канал

— А про заработки ваши невиданные ты кому-нибудь другому расскажи. Сколько ты уже вообще на шишах сидишь? Да сколько б ты за рейс ни зарабатывал, я по сравнению с тобой — миллионер при своих двухстах чистыми.

Третьего стала забавлять эта Ритулина горячность.

— Ну, хорошо. Чёрт с ним, с морем, с океаном. Но Ритуля, я же — штур-ман. С моим дипломом на берегу выдают тулуп и берданку вместо выходного пособия. В сторожа?

— А сейчас ты кто, не сторож? Будут на вас воду возить до самого светлого будущего. Почему шахтёры те же потребовать своё могут, а вы нет?

— Нам, вероятно, есть что терять, кроме своих цепей. На Шпицбергене шахтёры что-то не бастуют.

— Да нечего вам терять. Лично тебе — так вообще. Просто с гнильцой ваш брат, мальчики. Сами себя всю жизнь поедаете. Ты вон штаны последние третий год донашиваешь, дырки новые на ремешке пробиваешь, а Ромка твой, небось, уже на мерседес насобирал…

— А почему бы и нет? Из океана человек не вылазит. Ритуля, в море люди вкалывают. Восемь через восемь часов, как на Соловках при Сталине. Восемь часов в рыбцеху или на выгрузке отгорбатить — иной шахтёр взвоет. И ничего — так и надо. А ты копейки его считаешь. Мерседес!

— Ну и запрягись ещё в его драндулет! А уж он-то и погонять станет, не беспокойся…

— Ритка, я с ним ещё с мореходки вместе. Пуд соли в рейсах…

— Ай, отстань со своей солью. И так уже пересолила из-за тебя.

Третий закурил и забрался с ногами на подоконник.

— Вывались ещё. Пятый этаж, — посоветовала Ритуля.

И в этот же момент раздался стук в окно снаружи. Третий от неожиданности уронил горящий окурок за ворот и соскочил с подоконника, тщетно пытаясь его загасить. Окно распахнулось и в него просунулся огромный баул с бутылками.

— Да прими ты, Шурка… Грохнусь сейчас к епоной… — прохрипел Корефуля.

Загремела пожарная лестница, Корефуля тяжко перевалился через подоконник и остался сидеть на полу под батареей парового отопления, забрав у Третьего наконец-то извлечённый из-за пазухи бычок.

— Вахтерша у вас, Ритуля, — хуже Севастопольской таможни.

— Чокнутые, — подтвердила диагноз Ритуля, всё ещё держась за сердце. Потом сгоряча схватилась за вскипевший чайник, обожглась и затрясла рукой.

— За ухо, за ухо хватайся, — посоветовал Корефуля.

— Ай, да не за моё же!

В сорок шестой на столе, покрытом скатертью с наглаженными складками, дымилась на блюде выложенная холмиком картошка. Отпотевала бутылка водки. Дополняли натюрморт банка с болгарским перцем, вскрытая банка со шпротами и салатница с оливье. Рюмки-тарелки и уже известное нам общество плюс Любаша — малолетняя красотка с бандитскими замашками.

— И как он только успел? Я ж мигом, по отработанной схеме. За кончиком капроновым только забежал… — всё не мог успокоиться Играющий.

— На учебном барке «Седов» я был расписан на бом-брам-рее. Вопросы есть? — объяснил Корефуля истоки своих навыков в лазании по пожарным лестницам.

— Чокнутые, — повторила свой диагноз Ритуля.

— Толя, пора принимать решение, — напомнил Корефуля.

— Понял, — понял Играющий и потянулся за бутылкой. Любаша раскладывала картошку по тарелкам.

— Таньке оставь, сейчас прибежит, — напомнила ей Ритуля.

Танюша оказалась легка на помине. Она влетела в комнату, как мессершмитт, и ещё не разглядев всех присутствующих завопила:

— Ритка, жрать давай! Голодная, как…

— Ага… — сориентировалась она в обстановке, прервав свой вопль на взлёте. «Ага» явно предназначалось Корефуле.

— О, Татьяна. И ты здесь. Сколько лет, сколько зим, — промямлил Корефуля.

— Ага. Сидим значит. А может девушка поверила, может ждала всё это время? А он «на минутку позвонить» вышел, и два года ни слуху, ни духу. А обещал ведь.

— Если бы тебе одной, — покаянно вздохнул Корефуля.

— Нахал. Но ведь я не об этом. Ты что, ничего не помнишь?

— Как не об этом? Не понял… — даже оскорбился Корефуля. И тут же замолотил себя ладонью по лбу, что должно было означать, что он «вспомнил».

— Да-да-да-да! Было! Обещал.

— Ну вот, скажет сейчас:»Забыл», — предсказала Танюша.

— Забыл, Танька. Помню — обещал. А кому, когда — хоть убей… Любаша, ты там ближе всех, подай мой куртец…

— Так прямо и побежал! Сиди уж. Важны не какие-то там духи, а…

— Почему «какие-то»? Нормальные духи. Франция. Шанель. Мечта советской женщины.

— А целоваться не надо. Ну хватит, Танька, хватит. А то Ритка жениться на тебе заставит… — уже отбивался Корефуля.

— Ну что, ещё по одной? — спросил он так до конца и не отбившись.

— Понял, — отреагировал Играющий и взял бутылку.

— Д-да, вот за что его любили многие женщины, и даже одна женщина технолог рыбкомбината, — прокомментировал Вистующий.

— Нам с Любой больше не надо, — сказала Ритуля Играющему.

— Это ещё почему? — не согласилась Любаша.

— Детские рюмки кончились, — объяснил Корефуля.

— Ой, я ещё посмотрю, кто здесь ребёнок, — с босяцкими интонациями пообещала Любаша.

Из-под стола вдруг действительно раздался детский рёв.

— Ой, Димуля! Как ты сюда попал, счастье моё? Ну не плачь, родненький. Попросим сейчас у доброго дяди шоколадку… — принялась утешать ребёнка Любаша.

Димуля на полувсхлипе затих и посмотрел на Корефулю.