Вызывной канал

— Шурик, подай бушлатик ещё раз, — развёл руками Корефуля.

— Я балдею. Просто Дед Мороз какой-то. Всё, что ни попросишь…

— Увы, дитя. Только одно желание. Шоколадку, значит шоколадку.

— Маргарита, твоя очередь. Ну не дуйся солнышко. Тебе не идёт. Ведь когда-то была такая жизнерадостная женщина… — решил быть дедом морозом до конца Корефуля.

— Я не женщина. Я кухонный комбайн, нянька, — стала перечислять Ритуля, отобрав у Любаши рюмку, — передовик производства, а завтра в семь мне на смену…

— Ну, Ритка, прекращай, и не начинали ещё! — дружно взвыли присутствующие.

— Ритуля, до семи ещё столько времени, чтобы вспомнить, что ты самая прекрасная женщина в этой конюшне. Проси чего хочешь. Исполняю в течение 15 минут, — пообещал Корефуля.

— Ритка, проси букет цветов. Розы, — взяла инициативу в свои руки Любаша.

— Понял. 15 минут, — не смутился Корефуля и стал одеваться.

— Д-девки, совесть имейте. Какие розы зимой в 23 часа? — пытался усовестить Вистующий.

— Слово — не воробей. Правда, Ритка? — не уступала Любаша.

Третий провожал Корефулю по коридору. За их спиной уже кто-то из хвостистов делал вид, что собирался всего лишь отдолжить в сорок шестой сковородку.

— Девчёнки, Димули у вас нет? Ой, чудовище! У кого ты уже конфету выклянчил? А заелся! Любаша, не надо было давать ему, мальчикам шоколад не рекомендуется, — несся вслед им женский голос.

— Шурик, ты оставайся. Будут цветы, — пообещал Корефуля.

— Подожди, мне только звякнуть надо.

Телефон-автомат был на лестничной клетке.

— Смольный? Ну, я. Ну прости, не получилось сегодня. Понимаю, что не у тебя. Ну извинись. В следующий раз. Да не бросай ты трубку!

В сорок шестой прибавилось. Женский Голос сидел на койке рядом с Ритулей и жаловался на что-то, гладя вихры своего Димули. Какой-то хвостист уже в шутку тискал визжащую Танюшу. Игроки же, насытившись, утратили всякий интерес к окружающему. Спорили о чём-то терминологическом.

— Ч-читайте Конецкого. «Бич» вовсе не Бывший Интеллигентный Ч-человек, а происходит от английского «бичкамер» — безработный моряк. Устарешее слово, — споря, Вистующий заикался больше обычного.

— Какой научный подход! С указанием первоисточников и ссылками на корифеев. Я что, виноват, что твой Конецкий ни разу в жизни на биче не сидел? Ничего, на нас только тренируются. А вот когда вся страна на бич сядет, тогда и посмотрим, устарело ли слово — издевался Играющий.

— О биче, как явлении, я читал только у одного старпома-дальневосточника. «Белые рубки пароходов», кажется. С указанием цен на пирожки во Владивостоке. И мельком у Куваева, — развивал историю вопроса Пасующий.

— Виталий Коржиков. «Мореплавание Солнышкина». Детская книга, — называл еще один источник играющий.

Игроки были научниками-океанологами и изучали окружающий мир по монографиям.

Любаша, оставшись без присмотра, пользовалась близостью к бутылке. Голова её то и дело сваливалась с подпирающей руки, а взгляд скользил поверх голов, пытаясь хоть за что-то зацепиться и навести резкость. Зацепкой стал Корефуля.

— «Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом!» — с пьяной экспрессией пообещала ему Любаша.

Третий демонстративно посмотрел на часы:

— Четырнадцать-пятьдесят восемь, четырнадцать-пятьдесят девять…

Корефуля извлёк из-за спины букет роз. В наступившей тишине пробрался к столу и опрокинул стопку.

— Рома? Откуда? — не удержалась от глупых вопросов Танюша. Корефуля загрыз лимоном и только потом небрежно ответил:

— Это мои проблемы.

— Шурик, там в сумке ещё шампанского бутылка. Тащи, — скомандовал он Третьему.

Третий кивнул, понимая, и пошёл по коридору в комнату научников, удовлетворённо прислушиваясь к буре оваций из сорок шестой. Послышался орущий что-то бравурное магнитофон. Третий снова спутал дверь, и ещё с худшими последствиями, чем в первый «пардон мадам»: на этот раз лошадь стояла к нему задом и, ничтоже сумняшеся, лягнула копытом с новой блестящей подковой прямо в лоб.

Наступила темнота. Загудели маневровые тепловозы, раздались прочие звуки порта.

Было утро, порт и всё та же палуба. Два Корефули, охая, тёрли пальцами глаза. Ехидно хохотал баклан. Оба Корефули, в свою очередь, приняли по кружке и стали лить на его сложенные ковшиком ладони.

— Ой, — сказал Третий.

Корефули наконец-то сфокусировались в одного и жадно пили остаток воды из кружки. Не сговариваясь, Корефуля и Третий устремились к борту, но на пол-пути были остановлены недовольным ржанием. В дверях надстройки, дожа от холода, стояла Любаша в огромном для её детской фигурки ватнике. Из-за её спины выглядывала лошадь.

— Не поняла? А лошадку напоить? — потребовала Любаша.

Продольный коридор надстройки оканчивался дверью в рулевую рубку. Через открытую дверь был виден штурвал аварийной рулёвки и серое небо за лобовыми иллюминаторами. Налево была распахнутая дверь в радиорубку. Слышались голоса и писк морзянки. Два радиста, бывалый и помоложе, ОМ1 и ОМ2 (омик, олд мэн, маркони — как вам будет угодно), курочили аппаратуру.