Взаимосвязи отечественной и зарубежной литератур в школьном курсе

Пушкинский роман так непосредственно и широко включил в себя жизнь времени, что общество не могло не отозваться заинтересованно. Жуковский поражен романом. Карамзин признается, что после чтения «Онегина» не мог вернуться к Байрону: «…его «Дон Жуан» выпал у меня из рук». Если в начале знакомства с «Евгением Онегиным» пушкинское произведение уподобляли произведениям Байрона, то постепенно становилась заметной национальная самобытность романа, стирались следы байроновского влияния. Очевидно, что «характер Онегина принадлежит нашему поэту и развит оригинально. Мы видим, что Онегин уже испытан жизнью, но опыт поселил в нем не страсть мучительную, не едкую и деятельную досаду, а скуку, наружное бесстрастие, свойственное русской холодности… Для такого характера все решают обстоятельства….» «Сколько жизни везде… Какое верное знание русского современного дворянского быта, от столичных палат до уездных усадьб». Лаконичность и широта изображения, простота и поэтичность, глубина и легкость отличают пушкинский роман.

«Евгений Онегин» вобрал в себя не только жизненный опыт поэта, наблюдения ума и заметы сердца, но весь литературный мир Пушкина, в том числе «могучие впечатления от величайших созданий литературы всемирной». Значение этих впечатлений никак нельзя преуменьшить: именно потому, что поэт овладел великими достижениями мирового художественного опыта, что он осуществлял свой замысел не на боковых, «провинциально» ограниченных путях, а на основном, магистральном направлении европейского литературного развития «смог он создать национально русское произведение, по праву входящее в семью гигантов мировой поэзии, таких, как «Илиада» Гомера, «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гёте[128].

Жанровые особенности и стилистическая манера, отразившиеся в пушкинском романе, издавна наталкивают на сопоставление «Онегина» с «Дон Жуаном» Байрона. Сходство, несомненно, существует, но тем более важно прояснить его суть и границы и понять не только то, что сближает, но и то, что разделяет и отличает два эти величайшие произведения. «Что за чудо «Дон Жуан»! – отозвался Пушкин на произведение Байрона. – Я знаю только 5 первых песен; прочитав первые две, я тотчас сказал Раевскому, что это chef-d'oeuvre Байрона, и очень обрадовался после, увидя, что W. Scott моего мнения»[129].

Сопоставляя «Онегина» с «Дон Жуаном», нетрудно выявить целый ряд соответствий в форме обоих произведений: многочисленные авторские отступления, афористичность выражений, шутливый или иронический тон, постоянные обращения к читателю, друзьям, реплики, адресованные себе. Близкие по смыслу завершения отдельных глав (1-й и 3-й в «Онегине» – 1-й, 3-й песен в «Дон Жуане»), введение в повествование иноязычных – французских и латинских слов и выражений, казалось бы, подтверждают суждение Пушкина, высказанное им в письме Вяземскому от 4 ноября 1823 года в начале работы над «Онегиным»: «Пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница. В роде Дон-Жуана…»[130].

Но почему же спустя два года, завершив работу над четырьмя главами романа, Пушкин так жестко разделяет произведение Байрона и свой роман (письмо Бестужеву, ноябрь 1825 года). Слова поэта будто бы не вяжутся с вышеприведенным замечанием о близости двух этих вещей: «Ты сравниваешь первую главу с «Дон Жуаном». – Никто более меня не уважает «Дон Жуана» (первые пять песен, других не читал), но в нем нет ничего общего с «Евгением Онегиным»[131].

Дело в том, что, относясь к личности Байрона и его творчеству с тем пиететом, коего они заслуживали, Пушкин отчетливо видел литературное и национальное своеобразие своего «Онегина». В самом деле, художественный метод отображения действительности, идейно-эстетические функции главного героя, энциклопедизм в подходе к изображаемой реальности – все это черты, совершенно отличающие «Евгения Онегина» от «Дон Жуана». Существенно, что «Евгений Онегин» был задуман в духе байроновской традиции, когда события жизни героев сочетаются с авторскими характеристиками общества, времени, рассуждениями о самых разнообразных предметах и ситуациях, но реалистический тип мышления Пушкина, жизненные коллизии героя и т. п. создавали, наряду с другими существеннейшими и самобытнейшими особенностями романа, невиданный дотоле образец реалистического произведения.

Несмотря на определенные текстовые соответствия, например, в «Дон Жуане» и «Онегине» (изображение светской жизни, характеры героинь – Авроры Ребы и Татьяны и т. п.), Пушкин изображает современную русскую жизнь уже на основе нового, реалистического метода ее воспроизведения. Байрон же остается, и в основе своей даже в «Дон Жуане», в гораздо большей степени просветителем и романтиком, нежели реалистом. При этом, конечно, не следует забывать о широте охвата действительности, всеевропейской площади изображения у Байрона, что для романтизма не характерно.