Если в поэме Байрона мы видим, говоря словами Пушкина о поэте, «бездну мыслей, чувств и картин»[132]
, то эта бездна изливается в известном смысле с помощью условного литературного героя, «вечного образа», модифицированного гением Байрона и превращенного в молодого человека конца XVIII века (но для Байрона это прошлое). Экзотика, приключения – вот фон для главных сатирических излияний Байрона, для его философских, социально-политических суждений, для размышлений о нравственности, общественной справедливости, смысле человеческого бытия.Именно потому, отмечая определенную «общность» формы и манеры «Дон Жуана», «Чайльд-Гарольда» и «Беппо» Байрона с «Онегиным» Пушкина, Белинский замечал: «Не только содержание, но и дух поэм Байрона уничтожает всякую возможность существенного сходства между ими и «Онегиным» Пушкина»[133]
.Оригинальность пушкинского романа, глубочайшая связь его именно с русской действительностью заставляли впоследствии и Герцена категорически «разводить» английскую поэму и русский стихотворный роман: «Те, кто говорят, что пушкинский «Онегин» – это русский «Дон Жуан», не понимают ни Байрона, ни Пушкина, ни Англии, ни России: они судят по формальным признакам»[134]
. Но и сопоставление по формальным признакам указывает на несовпадение характеров в произведениях обоих поэтов. Так, Жуана и Онегина роднит служение «науке страсти нежной», но у Жуана это своего рода жизненное призвание, Онегин же довольно быстро оставляет свои увлечения. Точно так же Юлия из поэмы Байрона может быть сопоставлена с Татьяной Лариной («Кто милее и прелестнее?» – такое сравнение допускал и сам Пушкин), но по существу сходство оказывается чисто внешним: чувства, испытываемые Юлией к Жуану и Татьяной к Онегину, письма, введенные в ткань обоих произведений, – вот, пожалуй, и все, что говорит о сходстве. Но по сути «милый идеал» русской женщины не совпадает с байроновской героиней – фривольной, изобретательной, молодой женой старого супруга. Завершение отношений Онегина и Татьяны, мотивы их общей трагедии также не сходны с коллизиями байроновской поэмы, поскольку имеют свои глубоко национальные, социально-исторические корни.Говоря о сходстве произведений Байрона и Пушкина, важно отметить принципиальное отличие художественной типизации в «Евгении Онегине» и указать на полемику с романтизмом, которая отражена в романе, на достижение Пушкиным художественной объективности.
Близость и различие творческих методов Байрона и Пушкина стали в общем плане очевидными и для английской критики уже в 40-х годах прошлого века. Например, статья в «Edinburgh Magazine» отмечала сверхгениальность обоих поэтов и утверждала, что они имели немало сходного «в наиболее характерных своих особенностях». В той же статье, однако, в качестве вывода содержалось суждение о том, что «между этими двумя людьми существует большое различие, достаточно заметное, чтобы удовлетворить наиболее ярких поборников оригинальности»[135]
.Сопоставляя сюжеты «Дон Жуана» и «Евгения Онегина», автор отмечает композиционную четкость пушкинского романа в стихах: «Пушкинская фабула имеет то преимущество, что она более компактна и интересна, чем разбросанный разговор, который служит Байрону, чтобы соединить горькие капли его сатирического розариума». В изображении женских образов автор статьи также отдает предпочтение «Онегину». Интерес читателя (рассеянный в байроновском произведении на несвязные и монотонные очертания женских характеров Юлии, Гайдэ, Гюльбеи и др.) «мощно концентрируется на героине Татьяне – утонченная дань благородству женщины».
Возражая критикам, сравнивавшим «Дон Жуана» и «Евгения Онегина» лишь на основе сходства этих произведений, автор статьи писал: «Это произведение должно рассматриваться как самое полное и наиболее законченное национальное произведение. Оно будет считаться выражением таких явно противоречивых элементов, соединение которых представляет из себя трудную загадку – русский характер».