Следующие пару минут он нёсся быстрее ветра. Он даже не понял, вышел ли через калитку или прошел сквозь забор. Его скорость превысила все человеческие барьеры. Воздух свистел в ушах. Щёки раздувались, словно он падал со скалы. Дима не видел дорожки под ногами. Он ориентировался по забору, расположенному по левую сторону, и надеялся, что не встретит на своём пути никого, даже соседских кошек, которые шныряли по улицам в поисках друг друга и были такими неповоротливыми, как будто это и не кошки, а медведи. Он летел вперёд, домой, а далеко позади него бежала Кристина. Вряд ли она понимала, что произошло, раз её рот не кричал Диме вслед. Девочка бежала гораздо медленнее. Её школьные сапоги шлёпали по тонкой корке льда. Ветер дул Кристине в лицо. Она кряхтела, едва удерживаясь на ногах. Где-то на распутье девочка налетела на куст — сапоги потеряли связь с землёй, и Кристина полетела во тьму своих нелюбимых фантазий.
Луна вновь зашла за облака, и улица погрузилась во мрак. Дима остановился возле своего двора и посмотрел назад. Перед его глазами до сих пор висел труп старухи, болтающийся на люстре. Она поворачивалась к нему лицом, чтобы показать выпученные глаза и ссохшиеся скулы. Руки Димы затряслись. Он скорчился, переминаясь с ноги на ногу. К горлу подкатывала тошнота. Чтобы хоть как-то успокоить своё состояние, Дима отошёл к кусту и справил малую нужду. Но он почувствовал себя лучше всего на пару минут. Когда услышал приближающиеся шаги, на него вновь накинулся страх.
«Она спросит, — понимал Дима. — Всё спросит и потребует объяснений. А потом потребует действий. Начнутся ненужные вопросы: как вы оказались в чужом дворе, что вы там делали, что…»
Тут Дима вспомнил, что его вообще не отпускали сегодня гулять и он ушёл из дома без спросу. Мама будет рвать и метать, а папа может и ремнём помахать.
Кристина перешла дорогу.
Дима пытался разыскать нужные слова, но в его голове было пусто. Ему так и не удалось успокоить дрожь, и он трясся, как шаман перед вызовом духов. Мысли путались. Кристина перешла дорогу и, к его удивлению, прошла мимо. Дима проводил её взглядом. Около своей калитки девочка оглянулась и сказала:
— Смельчак!
Она скрылась в своём дворе, хлопнув калиткой так, словно уходила от мужа.
— Больше я никуда с тобой не пойду! — услышал он далёкий отголосок. Ему показалось, что Кристина всплакнула.
«Конечно, она обиделась! — подумал Дима, закрывая свою калитку на цепь (обычно они обходились только крючком). — Но хотя бы без вопросов».
Он ещё раз взглянул на улицу. Темно и холодно. Дул ветер, и в воздухе появлялся отвратительный запах. Ветер словно гнал его впереди себя. Дима зажал нос пальцами и подумал, что так пахнет только от бомжей и инвалидов, которые справляют малую нужду себе в штаны, потому что не успевают добежать до туалета. А ещё его возмущало то, что обмоченные штаны никто не менял. Отсюда и вонь, сродная лишь тем домам, где живут люди, начисто лишённые обихода.
Дима пошёл к себе домой. Не встретив там ни мамы, ни папы, он поблагодарил Бога за хороший вечер и закрылся в своей комнате. Там, под светом настольной лампы, он вытащил учебник биологии и принялся читать заданный параграф. Но информация не лезла в его голову. Через пятнадцать минут Дима отложил учебник на край стола и уставился в потолок. События прошедшего вечера не растворялись в его памяти. Он просидел около получаса, перед тем как страх вновь сковал его тело…
…потому что в окно стучали.
Он слышал этот стук прежде много раз. Так не стучат костяшками пальцев.
Тук-тук-тук-тук-тук-тук.
Долго, с ровными паузами — словно гудок электропоезда.
Дима поднялся. Ноги под ним подогнулись, и он присел, не понимая, что происходит с телом. Оно не слушалось и не подчинялось. Дима закрыл глаза и двинулся на стук. Отдёрнул занавеску на своём окне. Тихий шёпот пронёсся по его комнате. Он вновь почувствовал отвратительный запах. Луна вышла из-за облаков, и двор налился мёртвым светом. Дима приблизился к стеклу и увидел свою картофелину, отстукивающую удары точь-в-точь, как это делал он. Картошка была привязана к игле, которая торчала из-под штапика. Верёвка уходила в темноту. Двор словно звал его на улицу.
Цветок и три судьбы
За полтора года знакомства Костя почувствовал странную взаимосвязь. Когда Маша ругалась со своим парнем, она делилась с ним своими секретами, и он словно становился ее братом. Она общалась с ним на равных, и в их отношениях не было границ, кроме одной: той, что еще входила в понятие женской верности. Маша не целовала Костю в губы, не показывалась перед ним в откровенных нарядах и не прижималась к нему грудью. Все это она делала только для своего парня, когда они мирились.
И Костя помнил, как впервые увидел их вместе. Счастливая молодая пара: она в коротком весеннем платье держала его под руку, он с рассеянной улыбкой что-то рассказывал ей, постоянно опуская глаза и прикрывая рот свободной рукой. Они смеялись, потому что вдвоем им было хорошо.