Взаимовыгодное сотрудничество (СИ)

— Тогда начнём ненормальные, — усмехнулся Хосок и, отпустив её руку, спрятал ладони в карманах пальто. — Или можем начать с самого начала. Как тебе нравится больше?

Черин оглянулась по сторонам и подумала, что сейчас, пожалуй, может снова развернуться и уйти, а потом, в случае чего, просто закричать, привлекая внимание прохожих. Чон Хосок в любом случае не сделает ничего страшного на улице. Однако, даже продумав всё это, Черин всё равно зачем-то осталась на месте.

— Честно говоря, — вздохнула она, — мне больше нравится тот вариант, где мы никогда больше не встречаемся, но что-то не похоже, что это работает.

— Шутишь? — улыбнулся мужчина, слегка наклонившись в её сторону. — Хороший знак. Но разве я тебе совсем не нравлюсь? Я красив, — начал перечислять он, — богат, успешен, у меня хорошее тело и я так же хорош в постели.

— А ещё точно не умрёте от скромности, — скептично дёрнула бровью Черин, а мужчина вдруг протянул ей ладонь.

— Чон Хосок, — представился он, а девушка моргнула пару раз. — Говнюк, засранец, мудак, подонок, отвратительный тип и много чего ещё нецензурного… Или просто отличный парень.

Девушка неожиданно даже для самой себя прыснула, а потом прикрыла кулаком рот, засмущавшись этого. Она, однако, подумав с пару мгновений, протянула руку тоже и несмело вложила ладонь в чужую.

— Пак Черин, — представилась девушка и почувствовала, как чуть сильнее сжал пальцы Хосок. — Бывшая эскортница.

***

Он губами скользил по её телу очень медленно, не упуская, кажется, ни одного миллиметра, сжимал сильно в руках её тело, а ещё толкался так глубоко и размеренно, что заставлял сходить под собой с ума и плавиться в объятиях чего-то абсолютно неизвестного. Черин выгибалась дугой, не стесняясь руками скользить по подтянутому и очень подвижному телу, казавшемуся каким-то ненастоящим — таким идеальным лично для неё оно было. Чон Хосок весь — от макушки и до пяток — был невероятным и невозможным. Девушка не могла это почему-то контролировать: так сильно хотелось отдаться ему до самого конца, до последнего хрипа и стона, до последнего содрогания в сильных руках и боли в мышцах.

Они снова и снова меняли положение своих тел в пространстве, снова и снова находили друг у друга точки, позволяющие почувствовать всё мощнее и ярче, снова и снова меняли темп и частоту необходимых, кажется, толчков. Не менялось скольжение губ по чужим губам, не менялись жадные касания к чужому телу, не менялось тяжёлое дыхание. Значения не имели ни мокрые тела, давно уже уставшие, но желавшие лишь большего, ни такие же мокрые простыни и сброшенные на пол подушки, одеяло и покрывало. Им обоим дела не было никакого даже до того, что творилось за пределами спальни, где сам воздух вибрировал от напряжения и был каким-то вязким и густым. Важны были только их тела и губы, что, казалось, просто нуждались в том, чтобы быть рядом.

Черин распахнула глаза и уставилась в белый, расчерченный трещинами потолок. Она судорожно облизала пересохшие губы и, поняв, что то был всего лишь сон, выдохнула, накрывая ладонями лицо.

Терпеть это было почти невозможно — Чон Хосок словно бы заполнил всю её жизнь до самого дна. И — будто одного только этого было мало — упорно проникал ещё и во сны, словно бы насмехаясь и неустанно напоминая о том, что произошло между ними той единственной ночью. Проблема была, однако, в том, что Черин и без этого помнила всё в мельчайших подробностях и никак не могла позабыть, выкинуть за ненадобностью из головы. Чон Хосок просто был первым мужчиной, кто вот так легко, буквально парой слов и прикосновением к её талии, заставил вдруг желать себя так, как никого и никогда прежде, — во всяком случае, именно так Черин себя оправдывала.

Она поднялась нехотя с кровати и потянулась, понимая, что ей страшно необходим холодный душ, чтобы привести в порядок мысли и смириться в очередной раз с тем, что работа не будет ждать её, а опоздание может сослужить преотвратительнейшую службу. Одна единственная ванная на пять комнат удивительно не раздражала так сильно, как кухня. Может быть, потому что по счастливому стечению обстоятельств пользовались ею лишь девушки и убирались много чаще, чем парни, живущие на их же третьем этаже.