Разговор плавно переходит на ужин. Удивительно, как быстро они оправляются, снова превращаясь в мирное общежитие, как, такие разные, находят общий язык. Это чудо. Миротворец сказал бы, что он его сотворил, но за прошедшее время у меня поубавилось высокомерия. Это больно – перестать верить в свое всесилие.
В боксе Рика, как обычно, бодра и весела, Мори с последним переезжающим пакетом в руках почти спокоен. Я слежу за ними так внимательно, что превращаюсь в суслика, который за попытками разглядеть орла в небе не замечает бампер приближающегося автомобиля. Я и хочу в него превратиться. Забыть о том, что происходит внутри меня, видеть только чужие движения, выражения лиц, даже под эти маски не заглядывать. Не пытаться ничего понять, не изображать всеведущего Миротворца, способного предугадать мысли и чувства гостей.
Я ничего не могу. Это новость такая же ясная, ослепительная и оглушающая, как солнечный свет, режущий глаза после темноты. Как холод воды, подернутой льдом. Мой собственный план движется вперед, наматывая меня на оси колес. Я мог бы его остановить? Не хочу пытаться.
– Ну что, повторяем на бис. – Рика довольно потирает руки, но на лице мелькает тоскливое выражение. – Чур, теперь ты первый! А то вдруг я тебя поцарапаю, а ты опять зависнешь?
Мори медленно подходит к столу. Лицо спокойно, и могло бы показаться, что маска, разбитая утром, снова приросла к коже. Но нет. Разница в блеске глаз, в тонкой складке между бровей, в дрожании протянутых пальцев.
Он сжимает рукоять ножа, за спиной паясничает Рика:
– Уже прогресс, сам взял!
Едва заметная улыбка. Она не касается глаз, но все же она живая, и видеть ее у того, кто недавно был идеальной статуей, удивительно.
– Мэри, – ноет Рика, – не тяни резину! Там Лекс уже наверняка ужин приготовила. Черт, я не хочу пропускать еду только из-за того, что ты…
Растерянно моргает. Мори, одним текучим движением оказавшийся рядом, закрывает глаза, встряхивает ножом, украшая белый пол несколькими алыми точками. На руке Рики – короткий тонкий порез.
– Круто, – оценивает та. – И не больно.
Берется за рукоять развернутого к ней ножа, Мори чуть сильней сжимает ладонь… Автоматика засчитывает им это читерство. Вполне логично – нож в правильных руках, порез имеется.
– Черт, а так можно было? – ошалело интересуется Рика. – Вот, блин, жалко, что я в прошлый раз не догадалась!
Улыбается Мори – широко, хитро, совершенно по-мальчишечьи, давая на миг увидеть, как они похожи.
Все. Последние прошли. Несколько шагов к кровати. Падаю пластом. Скоро я понадоблюсь Бемби. Но сначала посплю.
В департаменте нас ждут совершенно замечательные новости.
– Извините, сэр, – покаянно вздыхает Шон, контрастом к своей белозубой улыбке. – Пообещайте меня не убивать, пожалуйста. Я еще одного потеряшку нашел, тоже бездомного.
– Фамилия, имя, приметы? – ворчливо спрашиваю.
А что еще я могу сказать? Что дело распухает с пугающей скоростью? Что я, старый мамонт, всю жизнь искавший людей, никогда такого не видел? Без того же все понятно.
У нового пропавшего есть только прозвище – Ирландец. В последний раз видели в Форест-Хилле. Никогда больше не смогу смотреть на этот парк без подозрений. Ни фотографии, ни даже фоторобота, одно словесное описание – рыжий, зеленоглазый, тощий. Из особых примет только «дороги» на руках, что, конечно, обещает поиск очередной иголки в стоге сена. Снова обзвон, информация в соцсети, обход бездомных и на всякий случай звонок мисс Алисе Стрит. Может быть, она его видела.
9 октября
Открываю глаза, смотрю в потолок. Хочется плакать от недосыпа, даже удивительно, насколько мне плохо. Словно мир очутился за толстым стеклом, и я к происходящему почти не имею отношения.
Звонок оповещения повторяется. Сесть. Обнаружить, что спал в одежде, скривиться. Встать. Подойти к столу, рухнуть в кресло. Переключиться на нужную камеру.
Бемби стоит на площадке, недовольно сложив руки на груди:
– Если это такая шутка, то я не понимаю юмора.
Наконец вспоминаю, что должен провести ее наверх.
– Извини. – Голос со сна хриплый, и разум включается позже речи.