Взаперти

В конце концов власть добилась, чего хотела. Дух вольности был истреблен вместе с вожаками. Из централов просочились-таки страшные подробности новой политики, Дума забеспокоилась, зарубежная пресса подняла крик. Как раз сменился министр внутренних дел, и наверху было решено ослабить репрессии. А заодно подбросить газетчикам пару жертв для разговения. Вот, мол, закон един для всех, мы никого не жалеем, даже статских советников… И Лыков со своим случаем оказался не вовремя и в неудачном месте.

Сыщики быстро договорились между собой. Офицерская взяла на себя следующее: допросить неофициально – поскольку официально этого Филиппову никто не поручал – всех сокамерников умершего Вовки Держивморду. Как именно и в котором часу он умер? В каком виде вернулся с допроса от Лыкова? Звали ли сокамерники надзирателя, когда увидели, что человек кончается? Не было ли чего-то подозрительного в смерти крепкого, прежде абсолютно здорового арестанта? Вдруг там отравление, которое медицина просмотрела? Успел ли Мохов что-то рассказать перед смертью? Как вели себя Кайзеров и Дрига, которых сыщики подозревали как зачинщиков оговора?

Последний вопрос особенно интересовал руководителей ПСП. Филиппов рассуждал так:

– Самая простая версия – Мохова убили эти двое. Но она же и самая неправдоподобная! Двое убивают, а трое других смотрят? Почему молчат, почему допустили? Ведь это соучастие в убийстве, за такое каторгу дают.

– Запугали или подкупили, – повторил слова шефа Маршалк.

– С трудом верится в такое, хотя другого объяснения просто нет, – вздохнул Владимир Гаврилович. – Ну сами представьте. Два злодея мурцуют третьего, который поганец похлеще их. Бьют в живот, разрывают кишку с селезенкой и при этом затыкают Вовке рот, чтобы он криками не вызвал надзирателей. А трое других безучастно наблюдают. Возможно ли подобное? Алексей Николаич, ответьте честно!

– Навряд ли, – выдавил Лыков. – Хотя в жизни чего только не бывает.

– Значит, фартовые убили своего для того лишь, чтобы вас подвести под монастырь? Ну… никогда про такое не слыхал…

Маршалк поддакнул:

– Я тоже. Для уголовных мы все не люди. Но за убийство фартового в их кругу полагается ответить. Как они не побоялись? На этапе ведь спросят.

– Насчет этапов сильно преувеличено, – тоном знатока возразил Алексей Николаевич. – В тюрьме все можно, если это принесет выгоду. Значит, Луке со Степкой было очень выгодно пойти на преступление. Но не пойму, в чем их интерес? Засадить меня в тюрьму? Такое, конечно, многие одобрят. Сотни и сотни оказались взаперти из-за меня. Знамениты сделаются Кайзеров с Дригой, блошиное семя. В любой клетке им уступят лучшие места у окна. Но только ли это? Может, барыги им заплатили, чтобы избавиться от чересчур старательного легавого? Ведь лишь у барыг есть деньги.

Филиппов обещал проверить версию про скупщиков краденого через агентуру. Но отнесся к ней скептически:

– Почему вас велели списать, а, к примеру, не меня или Карла Петровича? Мы в Петербурге побольше вас метем, ваша специфика – командировки в дальние места.

Второй вопрос, который взялись осветить сыщики градоначальства, – это опросить надзирателей. Кто их позвал к умирающему Мохову? В котором часу? Что удалось узнать по горячим следам? Как Вовка вернулся с допроса: на своих ногах и без жалоб или охал и стонал? Не было ли у него прежде распри с кем-то из сокамерников? Драки, ссоры, угрозы?

На этом коллеги закончили беседу. Лыков в последующие дни не телефонировал им: вдруг узнают Макаров с Золотаревым и у сыщиков будут неприятности? Но после неудачного разговора с судебным следователем он наудачу, без звонка поехал на Офицерскую.

К начальнику его пустили сразу же. Два статских советника пожали друг другу руки. Алексей Николаевич высоко ценил Филиппова и понимал, сколь трудно быть руководителем сыскной полиции в столице. Двор с его грязными тайнами. Куча сановников, у которых рыло в пуху. Великие князья, считающие, что законы писаны не про них. Дипломаты, с которых тоже взятки гладки. Градоначальники часто меняются. За любую мелочь вроде карманной кражи могут вздуть. Петербург! Кошко в Москве намного легче: царь с министрами далеко, начальства меньше, а людей в штате больше.

– Мы хотели телефонировать вам завтра, – стал оправдываться хозяин. – Некоторые факты я получу лишь вечером или даже ночью.

– Не удержался, Владимир Гаврилович, прошу меня извинить. Я только что с допроса.

– Дело поручили Чегодаеву-Татарскому, верно?

– Ему. Вроде раньше мы с ним ладили. А тут словно подменили человека.

У Филиппова лицо сделалось серьезным:

– Излагайте.

Алексей Николаевич пересказал ход допроса, особо выделив слова князя про настрой министра юстиции. Главный питерский сыщик щурился, кривился и наконец заерзал на стуле, как будто сидел на горячей сковородке:

– От Щегловитова всего можно ожидать, это общеизвестно. Разбойник с большой дороги. Но ежели в отношении вас сговорились оба министра, дело плохо. И следователь против воли начальства не пойдет. М-да…