Взаперти

Он навалился всей тушей на Лыкова и схватил за плечи. А тот стоял как ни в чем не бывало и смотрел на противника равнодушно. Правда, для этого ему пришлось задрать голову.

– Аль не слыхал, смерд, как я вчера двух твоих товарищей уделал? Вовку с Жоржиком. Было бы у них сотрясение мозгов, да только мозгов при ревизии не нашлось. У тебя, я вижу, в голове тоже рано смеркается. Что ж, диагноз ясен. Будем лечить.

– Ну… – Долбни Башка зафырчал, как паровоз, набирающий пары. – Ну… Так узнай же паленого чижа!

Но сделать ничего фартовый не успел. В одну секунду мелькнули его ноги и оказались под потолком. А сам он вдруг обнаружил себя в горизонтальном положении, на весу, под мышкой у Лыкова, наподобие чемодана. Новенький сжал его с такой силой, что Вася заскрипел зубами. Попробовал вырваться, но без опоры это было трудно. Тут Лыков еще сильнее сжал, словно плющил жертву в кулек. Детина закричал от боли, а противник понес его в дальний угол мастерской. Там сидели сапожники и с интересом наблюдали сцену.

– Ребята, хотите шкуру на подметки? Дешево отдам. Вот из этого шванди и наделаете. Корпусный, надолго хватит. А?

Мастеровые растерянно молчали, не решаясь заговорить с неведомым силачом. Откуда он взялся? А сыщик еще прижал Долбни Башку, так что тот уже завыл в голос. Причем даже не завыл, а заблеял, тонко, навроде барана. Вася по-прежнему умещался под боком у сыщика, и из огромного и страшного превратился в жалкого и помятого. Саженный парень висел параллельно полу, болтал ногами в воздухе – руки у него были плотно прижаты к телу – и пускал пузыри…

Наконец Лыков сжалился. Он приложил Васю спиной об верстак, вызвав очередной всхлип, и взял лежащего за бороду. Потянул как следует, наклонился над жертвой и ласково спросил:

– Ну? Наступило просветление или еще поучить?

Долбни Башка уже плохо соображал и только булькал горлом.

– Ребята, – вновь обратился сыщик к мастеровым, – что это с юношей? Вроде бойкий был, развязный. Вдруг слова не допросишься. Часто у малого такие припадки?

– Только после встречи с господином Лыковым, – раздалось от окна. Алексей Николаевич присмотрелся и воскликнул:

– Ба! Пахом Переверзев. И ты здесь?

– Здравия желаю, ваше высокородие, – откликнулся арестант в драном бушлате, снимая с головы бескозырку. – Второй год как.

– Эх, а ведь ты сын старосты…

Переверзев был из семьи справных мужиков в бывшей вотчине помещиков Нефедьевых. Но уехал в столицу и там приобщился к лихой жизни. Лыков слышал, что Пахом связался с ворами. И вот он у тюремного окна подшивает дратвой подошву…

Вася Долбни Башка пришел в себя и попробовал сесть на верстаке. Но стал заваливаться на бок, пришлось сыщику его удерживать. Он продолжил строгое внушение:

– Что, Маланья, голова баранья, осознал?

– Так точно, вашество… Виноват…

– В чем виноват, уточни.

Фартовый тяжело задумался:

– Так знамо в чем… Полез на ваше высокородие, вот в чем. В наглости еще…

– Ну, верно подметил. Так запомни, Вася, в следующий раз, как увидишь статского советника Лыкова идущим по коридору, встань во фрунт. А руки вытяни по швам. Договорились?

Парень замешкался с ответом и получил сильную затрещину.

– Ай! Так точно!

Лыков махнул рукой Федору и пошел дальше. К побитому гиганту тут же кинулись товарищи подать воды. А Пакора пробормотал:

– Ух, как я за вас испугался. Он же самый сильный в Литовском замке. Всех застращал. Прут от решетки узлом завязывает, сам видел!

– Из Шестого отделения?

– Оттуда, шильник. При особе самого Господи-Помилуй состоит.

Лыков остановился и развернулся к околоточному:

– Который Господи-Помилуй? Их двое было. Один сейчас в Бутырской тюрьме сидит, в «сахалинском» коридоре. Иван Мошков. А второй…

– Тимофей Елуферьев зовут здешнего.

– Верно. Главарь банды налетчиков. Его же Филиппов в прошлом году поймал! Почему он не на каторге? На нем не то три, не то четыре убийства.

– Свидетели на суде, как один, отказались, – вздохнул околоточный. – Так часто бывает, вы же знаете.

– У Владимира Гавриловича в делах полный порядок. Я сам читал акт дознания, там все улики налицо. Как же он упустил?

– Не могу знать. Но Елуферьев у нас. Шесть лет дали. И те кое-как натянули по тысяча пятьсот сорок шестой[83] – все, что сумели доказать. Теперь он правит Литовским замком.

Это была плохая новость. Лыков некоторое время шел молча, обдумывая ее. Если он по-прежнему не будет давать спуску фартовым, столкновение с «иванами» неизбежно. Они за власть над тюрьмой зарежут любого. А власть их держится на страхе. И тут вдруг главного богатыря публично унизили. Выставили в жалком виде, блеющим, как баран. Очень скоро главари Шестого отделения узнают об этом, и ребята встанут перед выбором. Побили Вовку с Жоржиком, это еще можно было спустить. Но Вася Долбни Башка – близкий человек к заправилам. Потому что страхолюдный. Так-так… Жди проблем…