Взаперти

– И еще «иваны», – добавил Лыков. – И эти две силы, похоже, сговорились.

Михаил Михайлович скривился:

– Эх-ма… Говорят, так везде, по всем русским узилищам?

– Везде, – хором подтвердили врач и арестант.

Лыков припомнил, как он неоднократно ловил уголовных на переписке. Если требовалось расколоть подследственного, найти новые улики, достаточно было проследить за его «малявами». В Варшаве, Москве, Ростове-на-Дону – везде одно и то же. Надзиратели передавали запрещенную почту, помогая задержанным сговариваться до суда. Проносили в тюремный замок водку, карты, табак. Закрывали глаза на притеснения, которые терпели от фартовых случайные узники. И тут ничего нельзя было поделать. У верхушки на руках имелись немалые деньги, полученные от преступлений. И соблазн для тюремного стражника оказывался сильнее долга.

– Но Сахтанский не рядовой надзиратель, а старший помощник смотрителя, – возразил Трифонов. – Или он просто усердный дурак?

– Еще не знаю, – ответил Алексей Николаевич. – Буду следить за ним.

– А он за вами!

– Пока Кочетков на должности, я в относительной безопасности. Сверху прикрывает Никанор Нилович, снизу Непокупной. А вот за пределами Четвертого коридора…

Лыков придвинулся к Трифонову и сказал:

– Давайте смотреть на мою отсидку как на служебную командировку. Я оказался внутри закрытого мира. В том числе и от вас закрытого. Начну его изучать и копить материал, которым вы потом воспользуетесь. Вот, например, есть сведения, что в замке шельмуют с арестантскими работами. И в этом участвуют те же старшие надзиратели, да еще и в сговоре с чинами интендантского ведомства Петербургского военного округа…

– Обирают заключенных? – опешил Михаил Михайлович. – Но как такое возможно?

– Вы имеете в виду по совести или с технической точки зрения?

– И то, и другое. Грабить голых – что бить лежачих.

– И грабят, Михаил Михайлович, и бьют.

Старший делопроизводитель ГТУ смутился окончательно:

– Нам со Степаном Степановичем ничего об этом не известно. Ни разу не было даже намеков. Вы уверены в своих подозрениях? Это же бессовестно!

Лыков грустно улыбнулся:

– Совесть не ходовой товар в тюрьме. А что касается фактов – ждите, стану их выведывать.

После разговора Трифонов уехал, а контора родила новую бумагу. Сыщику вручили квитанционную книгу, куда записываются заработки от арестантских работ. Лишь половину из них сиделец может тратить на выписку из лавки, вторую ему вручат в день освобождения.

Закончив с бумаготворчеством, Лыков попросил Пакору отвести его в мастерские, искать батрака.

Всего в Литовском замке имелось более десятка различных ремесел. Тюремное население даже выполняло частные заказы, особенно в переплетной и картонажной мастерских. Значительная часть арестантов трудилась на хозяйственных работах. Они убирались в камерах, чистили дворы, таскали уголь в котельную, топили баню или стирали белье в прачечной. Такие работы официально не оплачивались. По обычаю, затраты на уборку несли сидельцы. Именно поэтому Лыков за вынос параши добавлял из своего кармана.

Однако ремесленные занятия администрация поощряла охотнее. Человек должен выйти на волю с навыками к труду! Вот главная цель создания исправительных отделений. Поэтому все рукастые сидели по мастерским, а не таскали параши. И Алексей Николаевич попросил отвести его именно к таким.

Знаменитая Центральная военно-обмундировальная мастерская, гордость тюремного управления, выходила окнами на Мойку. Специально для нее во дворе была построена электростанция с двумя нефтяными двигателями Дизеля. Она питала энергией весь ремесленный корпус, и еще оставалось на квартиры служителей.

Лыков в сопровождении Пакоры шел по тесноватым мастерским и с любопытством смотрел по сторонам. Тут клеили коробки для папиросных гильз, там переплетали отчеты, в другой комнате тачали сапоги… Вдруг кто-то сзади толкнул сыщика так сильно, что он отлетел в сторону. И грубый голос крикнул:

– Чё встал, будто эмир бухарский? Дай дорогу!

Лыков сначала опешил, потом осерчал. Он развернулся и увидел перед собой огромного детину, чуть не с сажень ростом, с дерзкой физиономией варнака. Тот стоял фертом, уперев в бока гигантские кулачищи.

– Новенький? Так знай свое место. А то в карман спрячу.

– И где же оно, мое место? – поинтересовался Алексей Николаевич. Ему очень хотелось проучить нахала, и в то же время он помнил, что обещал смотрителю сохранять хладнокровие.

– Да возле параши, где же еще?! – засмеялся детина. Ему вторили несколько голосов из числа подпевал. Это еще более разозлило сыщика. Как быть? Он ведь решил не спускать оскорблений уголовным. Но и вызывать досады Кочеткова нельзя.

– Как зовут халамидника? – небрежно поинтересовался сыщик у околоточного.

– Вася Долбни Башка, – ответил тот вполголоса. – Вы бы, Алексей Николаевич, того… аккуратнее. Опасный.

– Этот? Да не смеши меня, Федор. Я таких опасных на свинячий корм пускаю.

Гигант вперился в заурядного на вид арестанта:

– Чё-чё? Меня на корм? Ты?