Взаперти

Лыков вздохнул, вспоминая храброго поляка. Сколько их погибло, смелых, достойных, умных. Появятся ли другие?

– Был такой Тырч, он же Гжегош Дудник, бывший пятник Повонзковской дельницы эсдеков. Пятник – это командир пятерки боевиков. Тырч привык к легким деньгам, полюбил рестораны, и Ежи перекупил его. Завербовал, а потом приблизил, сделав своим помощником. Я еще говорил ему, что зря он это делает, Тырч не похож на порядочного. Санковский со смехом отвечал мне, что на порядочных далеко не уедешь, а продажные дальше увезут. Эх… Тем временем моя командировка подошла к концу. Мне вообще не везет с Варшавой. В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году меня там чуть не застрелили, стоял у атамана на мушке, да он сжалился и отпустил… Потом эти жуткие два месяца… Как я ноги оттуда унес? Перестрелки случались через день, словно по графику. Творилось черт знает что. Казнили трех генералов, а сколько жандармов, околоточных и унтеров – не сосчитать. Ежедневно для патрулирования улиц армия выставляла три тысячи штыков! И ходили они, бедные, держа винтовки на изготовку, в любую секунду ожидая выстрела в спину или бомбу под ноги. Паны решили ударить по казне и сожгли девяносто восемь винных лавок. В Варшаве негде стало купить бутылку водки!

Так вот, про Тырча. Он вечно терся с нами бок о бок, но лично у меня вызывал недоверие. В конце сентября я вернулся в Петербург, слава богу, что живой. А через неделю узнал, что Ежи все-таки убили. Заманили на Варецкую площадь, в ресторанчик, якобы для встречи с колеблющимися. Организовывал встречу тот самый помощник. И Ежи окончил свои дни. Тырч лично застрелил его. В спину.

Кочетков встал и навис над сыщиком:

– Алексей Николаевич, я правильно вас понял, что этого негодяя вы только что обнаружили у меня в Шестом отделении?

– Да. За порогом двадцать шестой камеры. Он там, конечно, под другим именем. Но лицо не изменилось. Это он.

Тут Добрококи принес арестантские дела. В них не было фотокарточек, но Алексей Николаевич и без них быстро отобрал пять или шесть статейных списков.

– Эти подходят. Наш перевертыш не мог спрятать акцента. Поэтому он значится или поляком, или литовцем.

Через полчаса все подозреваемые выстроились в шеренгу напротив кабинета смотрителя. Они переминались в недоумении с ноги на ногу. Вокруг тесным кольцом сомкнулись дежурные надзиратели с револьверами в руках.

Лыков вышел в сопровождении Кочеткова и Мирбаха. Прогулялся взад-вперед и остановился напротив низкорослого кряжистого мужчины.

– Здорово, Тырч. Помнишь меня?

– Нет, не помню. Ты кто? – с легким акцентом ответил арестант.

– Помнишь, вижу по глазам. Ну, пора ответ держать.

– Увести его, – скомандовал начальник замка. – Посадить в секретку под усиленный караул.

Мирбах срочно телефонировал в тюремное управление, и в замок приехал сам Хрулев. Он при всех обнялся с Лыковым и выказал ему полное доверие.

– Если Алексей Николаевич говорит, что узнал террориста, значит, так и есть. Этот человек ошибок не допускает.

В кабинете смотрителя шло ускоренное дознание. Вызвали надзирателей во главе с Лясотой и заставили вспоминать про поведение поляка. Заодно интересовались и другими обитателями Шестого отделения. Стражники увидели арестанта Лыкова сидящим за одним столом с начальником ГТУ, распивающим чаи. И поняли, как надо себя с ним держать впредь…

Дело закрутилось. Из бумаг следовало, что поляк сидит в исправительном отделении под именем Эдмунта Кихлевельта, мещанина города Свенцяны Виленской губернии. Получил два года за подделку документов и укрывательство краденого.

Лыков затребовал из ГТУ дактилограмму отпечатков пальцев Кихлевельта и показал ее Никанору Ниловичу:

– Видите?

– Нет. А что я должен тут увидеть?

– По системе Вуцетича сразу определяются индивидуальные особенности пальцев. На левой ладони видны три вилки и четыре островка. Такого мы быстро обнаружим.

Сыщик ошибся. Пальцевые отпечатки подозреваемого не значились в больших картотеках. Департамент полиции, а также сыскные отделения Москвы и Вильно ответили отказом. Но, конечно, дактилограмму отослали и в Варшаву. Три дня поляк сидел в секретке, а Лыков не решался один выходить из камеры. Даже ночью, идя в уборную, он брал с собой надзирателя.

На четвертый день из Варшавского охранного отделения пришел ответ. Пальцевые отпечатки были опознаны. Они принадлежали террористу Дуднику, известному под кличками Моцный, Круль и Тырч. Кобурщик сделал вид, что принял сторону правительства, а затем переметнулся обратно. Власти разыскивали его сразу по трем висельным делам.

Глава 13 Командировка в преисподнюю