Взбаламученное море

"С Новым годом, с новым счастьем", - раздалось после службы. В самом деле, было уже двенадцать часов. Затем следовал наскоро чай, которого однако отец Николай успел выпить чашек пять, а дьячки попросили-было и по шестой, но им уже не дали. За ужином господам подавали одни кушанья, а причту другие: несмотря на свою религиозность, Биби почему-то считала для себя за правило кормить духовенство еще хуже, чем других гостей; но те совершенно этого не замечали.

Александр во все это время был взволнован. Он только после службы улучил минуточку и прочел полученный им лоскуток бумаги. Там было написано: "Любите меня и будьте осторожны". К концу ужина он наконец осмелился и обратился к Соне, сидевшей с потупленными глазами около тетки.

- Что вы желаете этому шарику? - сказал он, показывая ей на скатанный кусочек хлеба.

- Быть скромным! - отвечала скороговоркой Соня.

- Это я! - сказал, краснея, студент.

Через час в Ковригине все улеглось по своим комнатам: молодость - с какой-то жгучею радостью в сердце, а старость и зрелость - с своими обычными недугами и житейскими заботами, и вряд ли не одни только во всем селении Митька и барин его Петр Григорьевич заснули, ничего не думав.

6

Подставленная шпилька.

Невысоко стоявшее зимнее солнце тускло светило в нечистые с двойными рамами окна ковригинской гостиной, в которую на этот раз выкатили на креслах и старого майора, в новом нанковом, по случаю праздника, чепане, причесанного и примазанного. Вчерашний дворовый мальчишка, тоже в новой рубахе, но по-прежнему босиком, стоял перед ним на вытяжке. Соня сидела около дедушки и беспрестанно подавала ему то табакерку, то платок. Надежда Павловна была погружена в приятные мысли, что неужели же Биби не подарит Соне, по случаю выхода ее из пансиона, хоть рублей сто, а Петр Григорьевич, напротив, был грустен и, сидя на диване, чертил на пыльном столе какие-то зигзаги: жена ему только сегодня по утру сказала, что они действительно едут на баллотировку.

"Опять этот город, незнакомые люди, а может-быть, и эта служба проклятая!" - думал он: деревенскую свободу и уединение Петр Григорьевич предпочитал всему на свете.

Стали подавать закуску, и вошла Биби. Она была, как заметно, в дурном расположении духа: ее сейчас только встревожила ходившая за ней и отчасти уже знакомая нам девица Иродиада.

Девка эта представляла собой довольно загадочное создание: лет до шестнадцати она, по мнению Биби, была ветреница и мерзавка, и дошла наконец до того, что имела дитя. Случаи эти, бывавшие, разумеется в Ковригине не часто, всегда имели несколько трагический характер.

Когда преступница не имела долее возможности скрывать свой грех, то обыкновенно выбиралась какая-нибудь из пожилых и более любимых госпожою девиц, чтобы доложить ей, и по этому случаю прямо, без зову, входила к ней.

- Что тебе? - спрашивала Биби несколько встревоженным голосом.

- Насчет Катерины пришла доложить-с, - отвечала протяжно пришедшая.

- Что такое? - спрашивала госпожа, уже бледнея.

- В тягости изволит быть, беремена-с.

Преступница, стоявшая в это время за дверьми, распахивала их и, ползя на коленях, стонала:

- Матушка, прости! государыня, помилуй!

- Прочь от меня, мерзавка!.. Видеть тебя не хочу! - восклицала Биби с ужасом и омерзением.

Девка продолжала ползти на коленях.

- Я любила твою мать, твоего отца... и чем ты меня за все это возблагодарила? Тебе еще мало, что на конюшне выдерут, что косу обрежут, тебе этого мало, - продолжала госпожа, все более разгорячаясь.

И у девки действительно обстригали косу, а иногда и подсекали ее. Ребенок по большей части умирал, и бедная грешница, с обезображенной головой, в затрапезном сарафанишке, прячась от господ, ходила ободворками на полевую работу, и часто только спустя год призывалась в горницу; но и тут являлась какою-то робкою, старалась всегда стоять и сидеть в темных местах и на всю жизнь обыкновенно теряла милость госпожи. То же самое повторилось и с Иродиадой; но только она после своего несчастья как бы окаменела и, призванная снова в горницу, прямо явилась к барышне.

- Простите меня, сударыня, я исправлюсь и заслужу вам, проговорила она.

Видно было, что в голосе ее прозвучало что-то особенное, так что даже Биби это заметила.

- Я ходить бы, сударыня, за вами желала, - продолжала между тем смело Иродиада.