– Я вас спрашиваю, как вы смеете кричать на сестру мою? – говорил Виктор, хватая Эммануила Захаровича за галстук. – Сейчас тысячу целковых давайте, а не то в окно вышвырну! – кричал он и в самом деле потянул Эммануила Захаровича к окну.
– Сто зе вы делаете! – кричал тот, отпихиваясь от него своими огромными но трусливыми руками.
– Боже мой! что вы? Звонят! Перестаньте!.. – говорила перепугавшаяся Софи.
Звонил Бакланов, который недавно лишь стал выезжать и приехал к первой Софи.
– Как вы похудели, кузен! – воскликнула та, сколько могла овладев собою и радушно встречая его в дверях.
– Что делать! Болен был.
– Но отчего же?
– Впечатление прошедшего меня так потрясло… – отвечал с улыбкой Бакланов.
– Какого же это прошедшего? – спросила Софи, как бы не поняв. – Брат мой Виктор, – поспешно прибавила она потом, желая показать, что не одна была с Эммануилом Захаровичем, усевшимся уже в темном углу.
Виктор мрачно поклонился Бакланову. Ему всего досаднее было, что в такую славную минуту ему помешали.
«Его бы немножко только, – думал он: – в окно-то повысунул, он непременно бы тысячу целковых дал».
– Это кузен наш, Бакланов, – пояснила ему Софи.
– Нет, племянник, – поправил ее Бакланов.
– Ну, все равно, это еще лучше; вы меня, значит, должны слушаться.
– Во всем, в чем вам угодно и что прикажете! – отвечал Бакланов, вежливо склоняя перед ней голову.
Эммануил Захарович при этом пошевелился своим неуклюжим телом. Его, кажется, обеспокоила новая мысль, что, пожалуй, и этот братец за шиворот его тряхнет.
– Вы ведь здесь служите? – спросил Бакланов Басардина.
– Да, как же, по откупу-с, – отвечал тот с насмешливою гримасой. – Хочу, впрочем, бросить, кинуть, – прибавил он.
Бакланов придал своему лицу вопросительное выражение.
– В наше время стыдно уж… Тут такие гадости и мерзости происходят… – объяснил Виктор.
Бакланов при этом невольно взглянул на Эммануила Захаровича; но лица того было не видать, потому что он сидел, совершенно наклонив голову.
Софи тоже сконфузилась; но Виктор не унимался.
– Можете себе представить, – говорил он: – у нас ни один целовальник не получает жалованья, а, напротив, еще откупу платит. Откуда они берут, повзвольте вас спросить?
– Скажите! – произнес Бакланов тоном удивления (его начинало уж все это забавлять). – Говорят, они и прибавляют чего-то в вино.
– Чорт знает чего! Всего: и перцу, и навозу, и жидовских клопов своих!
Этого Эммануил Захарович не в состоянии был выдержать и вышел.
– Как это можно! – сказала Софи брату.
– Однако он премилый! – заметил ей Бакланов, указывая головой на уходящего Эммануила Захаровича.
– Ужасно! – отвечала она: – я видеть его почти не могу.
Вслед затем Софи однако вызвали в задние комнаты. Там разъяренным барсуком ходил Эммануил Захарович.
– Я зе для вас ницего не залел, а надо мной, знацит, только смеютца, – начал он.
– О, полноте, пожалуйста, отвяжитесь! – отвечала ему Софи.
– Езели теперица старого братца и этого нового, знацит, не прогоните, я денег давать больсе не буду…
– Ах, сделайте одолжение, пожалуйста; я только о том и молила Бога! – воскликнула Софи.
– Я зе не дурак!
– А когда не дурак, так и отправляйтесь – нечего вам здесь оставаться! – проговорила Софи и вышла; но в спальне у себя она встретилась с Виктором.
– Если ты, – начал он: – этому подлецу не скажешь, чтоб он дал мне тысячу целковых, я всю историю с тобой опишу.
– Пишите, что хотите! Что хотите! – отвечала с отчаянной досадой Софи, зажимая себе уши.
– Я все опишу, как он с мужем твоим поступал и как тебя потом опутал… Я не пощажу и тебя – мне, матушка, все равно!
– Виктор! – воскликнула Софи: – я просила тебя всегда об одном… оставь меня в покое. Брани меня, где хочешь и как хочешь, пренебрегай мною совершенно, но не ходи только ко мне.
– Ишь, как же, да! Ловка очень!.. Нет, шалишь! – отвечал он ей своим незабытым кадетским тоном. – Продалась жиду, дура этакая, да и в руки взять его не умеет.
– О, Господи! – стонала Софи, ломая руки.
– Я все напишу! Нынче не старые времена, – говорил Виктор, уходя.
Софи едва совладела собой и вышла к Бакланову.
– Что такое с вами? – спросил тот, сейчас же заметив ее встревоженное лицо.
– Ах, кузен, я отовсюду окружена врагами! – произнесла она, садясь около него.
– Э, полноте; неужели же и я ваш враг? – успокаивал ее Бакланов.
– Вы-то больше всех мой враг, – сказала Софи, покачав головою: – не была бы я такая, если б ты не поступил со мною так жестоко.
– Да, – произнес протяжно Бакланов: – но я имел на то большое право.
– Никакого! Никакого! – воскликнула Софи. – Я была чиста, как ангел, пред тобой!
– Ну!.. – произнес многозначительно Бакланов.
– Как хочешь, верь или не верь! – отвечала Софи, пожимая плечами. – Но, во всяком случае, я теперь просила бы тебя, по крайней мере, сохранить дружбу твою ко мне, – прибавила она, протягивая к нему руку.
– Но я-то дружбой не удовлетворюсь, – отвечал Бакланов, целуя ее руку.
– О, полно-ка, перстань, пожалуйста, шутить!.. – отвечала Софи, которая, в самом деле, в эти минуты было, видно, не до того. – От врагов моих лучше спаси меня! – говорила она.