– Во всю жизнь, – продолжал Бакланов: – хоть бы одному чувству, одному порыву вы ответили, и после этого требовать, чтобы муж оставался вам верен!
– Прекратите, пожалуйста, ваши рассуждения; кто-то идет сюда, – перебила его Евпраксия.
Двери в самом деле отворились, и вошел Сабакеев с сияющим лицом, а за ним шла молодая девушка в черном, наглухо застегнутом платье, с обстриженными волосами и в шляпке a la mousquetaire.
– Bonjour! – сказала она, как-то резко пожимая руку у Евпраксии.
– Муж мой! – сказала та, указывая ей на Бакланова.
– Bonjour! – сказала и ему девушка, так же смело протягивая руку.
Героя моего, привыкшего к порядочному кругу, такие манеры в девушке странно поразили и даже показались ему несколько натянутыми и неестественными.
– А я недавно слышала, – начал она, садясь на диван: – что monsieur Бакланов спорил с одними молодыми людьми и был в этом случае совершенно неправ.
– Я спорил? С кем же это? – сказал Бакланов не без удивления.
– С Галкиным.
– А вы его знаете? – спросил он уже насмешливо.
– Он друг мой! – отвечала девушка.
– Друг ваш! – повторил Бакланов, склоняя голову.
Сабакеев во все это время не спускала пылающих глаз с своей невесты.
– Евпраксия! – обратилась она к Баклановой. – Мы с Валерьяном предположили заехать за вами и взять вас с мужем – ехать обедать к Дойену в Елисейские поля. Там есть русские щи; я их только и могу есть.
– Пожалуй! – отвечала Евпраксия и при этом не взглянула на мужа, как бы не желая и знать, хочет ли он ехать или нет.
Бакланов однако счел за лучшее ехать, и через несколько минут Сабакеев поехал с невестой в одной коляске, а он с женой в другой.
Бакланова заинтересовала невеста шурина.
– Что это за странная госпожа? – спросил он Евпраксию опять уже ласковым голосом.
– Ты знаешь ее мать!.. Что ж могло выйти от подобного воспитания? – отвечала та своим обыкновенным тоном, как бы ничего между ними не произошло.
– Но зачем же у нее рукава и воротнички грязные?
Что-то в роде усмешки показалось на лице Евпраксии.
– Собой-то нехороша, ну и хочет показать, что всем этим пренебрегает и занимается наукой и политикой.
– Чем ей заниматься? Она глупа, должно быть.
– Напротив, преумненькая и очень добрая девушка.
Бакланов пожал плечами.
– По крайней мере вся изломана, изломана в самом дурном тоне, – проговорил он.
14. Миросозерцание новой героини
Наступили сумерки. Елисейские поля осветились газом.
Евпраксия ушла с Валерьяном в cafe chantant.
Бакланов и Елена ходили по довольно темной аллее и спорили.
– Я не понимаю, как можно Галкина иметь своим другом, – говорил Бакланов.
– Да, он не умен, не даровит, это так! – возразила с ударением Елена: – но он человек с характером.
– С характером? – повторил насмешливо Бакланов.
– Да и да, – утверждала Елена. – У нас, например, – продолжала она, прищуривая глазки: – есть одно общее дело, и он в нем действует превосходно, смело, не отступая, а Валерьян – нет!
– Валерьян умный человек, образованный!.. – произнес Бакланов, разводя руками: – а это чорт знает что такое!
– Нам Бог с ними, с этими умниками!.. – воскликнула весьма настойчиво и в то же время ужасно мило Елена: – нам нужны люди с характером, с темпераментом, люди твердых убеждений, а не разваренные макароны!..
– Господи! где вы этаких фраз нахватались?.. Вас, вероятно, всем этим нашпиговала наша литература.
– Да, литература! Уж, конечно, не мое дурацкое институтское воспитание и не мать, у которой едва достало силы родить меня, а потом ее жизнь вы сами знаете! – заключила Елена с презрением.
– Что такое? – спросил Бакланов.
– Ее позорная интрига!
«Ну, это хоть бы и Галкину! Недаром они друзья!» – подумал Бакланов.
– За подобные отношения вы, по вашей собственной теории, не должны бы, кажется, винить ее, – сказал он.
– Я бы ее не винила, – подтвердила Елена, опять нахмуривая свой лоб: – если б она отдалась какому-нибудь бедняку, а не генерал-губернатору.
– Но если она любила его?
– Не должна была любить, потому что он лицо официальное, а собственно брак она могла и должна была нарушить.
– Должна?
– Да! Что вы меня так спрашиваете? Вы сами нарушили брак.
– Однако я опять к нему же возвратился, – отвечал Бакланов, конфузясь.
– Что ж, это оттого, что вас повертели? – спросила насмешливо Елена.
Вопрос этот несколько смешал Бакланова.
– Оттого ли или не оттого, я не знаю, но только мне было неловко в моем положении.
– Слабость характера, больше ничего! – сказала с гримасой Елена.
– Но зачем же вы сами выходите замуж и будете венчаться?
– Да потому, что заставляют это делать; наконец я выхожу за человека, которого я люблю.
– А потом, если разлюбите его?..
– Если разлюблю его, так полюблю другого.
– А если он полюбит другую?
– Скатертью дорога, – отвечала Елена, пожимая плечами.
– Это ваши правила?
– Да, мои правила!.. Чтобы в этом случае ничего не было насильственного и принужденного!
– Правила хорошие-с! – подхватил Бакланов.
– Недурные! – сказала Елена и потом, как бы сообразив, прибавила: – конечно, если бы требовали того какие-нибудь политические цели…
– То есть? – спросил Бакланов.