Взбаламученное море

Во время сборов Бакланов невольно полюбовался на Евпраксию, как она плотно заязала ленты своей круглой соломенной шляпы, как аккуратно завернула взятый на всякий случай плед, как наконец приподняла у лифа платье, чтобы смелей ходить по траве на острову.

– Вы, должно быть, отличная менжерка, – сказал он ей.

– А что же? – спросила она.

– У вас все кипит в руках! – отвечал Бакланов.

Евпраксия улыбнулась.

– Да, я все сама умею делать, – сказала она.

Входя на пароход, чтобы взять билеты, Бакланов вдруг услышал полутихое и полуробкое восклицание:

– Здравствуйте, Александр Николаич!

Он вздрогнул. Это говорила Софи Ленева, сидевшая уже на пароходе.

– Ах, bonjour! – отвечал он скороговоркой и пожал ей руку.

Софи тоже была сконфужена, но наружность ее и туалет были величественны.

Бакланов поспешил подать руку старухе Сабакеевой и перевел ее с пристани на пароход, подал также руку Евпраксии, но та только на миг прикоснулась к ней и сама проворно взбежала. Он провел даже Казимиру, которая, войдя на пароход, не опускала его руки и крепко-крепко опиралась на нее.

Софи встала и, рассеянно походя, отошла и села подальше на корме. Капитан парохода, услышав, что генеральша Сабакеева едет с семейством, велел сейчас же очистить им место на палубе и вынести на скамейки подушки.

Уселись.

– С какою это вы дамой здоровались? – спросила Казимира Бакланова.

– С Леневой! – отвечал он.

– А! – произнесал Сабакеева протяжно: – а вы как это знаете, ее, молодой человек, а? – прибавила она шутливо-укоризненным тоном.

Бакланов сконфузился.

– Она моя землячка! – сказал он.

– Какая молоденькая, хорошенькая! Ах, бедная, бедная! – говорила старушка, качая головой. – Подите-ка, познакомьте меня с ней! – прибавила она скороговоркой Бакланову.

– Но, Анна Петровна, ловко ли это будет? – остановила было ее Казимира.

– Э, ко мне ничего не пристанет!.. Поэтому и я хочу приласкать ее, что все уж на нее.

– Но ваша дочь, Анна Петровна…

– А что ж такое? Не марайся сама, так другие не замарают. Подите-ка, скажите, если она хочет, пришла бы к нам.

Сабакеева всегда и во всем имела привычку итти против общего мнения, особенно губернского.

Бакланову было не совсем приятно исполнять это поручение, но делать нечего; он подошел к Софи.

– Madame Сабакеева желает с вами познакомиться, – сказал он, не назвав ее никаким именем.

– Ах, очень рада! – отвечала Софи, действительно обрадовавшаяся.

– Madame Сабакеева!.. Mademoiselle Eupraxie!.. Madame Ковальская!.. – говорил Бакланов, показывая ей на свое общество.

– Madame Ленева! – представил он ее.

– Здравствуйте! – сказала ей старуха приветливо.

Софи села около нее.

Евпраксия с каким-то, больше детским, вниманием глядела на нее. Софи тоже на нее смотрела. Красота одной была еще девственна, чистая, а другой жгучая, охватывающая. Евпраксия была мила дома, а Софи заметили бы в толпе, среди тысячи других женщин.

Бакланов сидел, склонив в упоении голову.

Три женщины тут были, и для всех он имел значение. Такою широкою и со всех сторон охватывающею волной жизнь подплывает только в двадцать семь лет.

– Вы едете прокатиться? – спрашивала Сабакеева Софи.

– Нет, я тут на даче живу. Я последнее время была больна, и мне велели больше быть в деревне, – отвечала Софи.

При звуке этого голоса, при этих словах, Бакланов готов был простить ей все; но очарование тотчас же было разбито: из буфета выходила черная фигура Эммануила Захаровича. Бакланов и Казимира первые переглянулись между собой.

Он, с огромною корзинкой конфет, кого-то искал и потом, увидя Софи и других сидевших с ней дам, подошел и стал их потчевать.

Софи взяла, не глядя; прочие тоже так, но он вдруг вздумал и рассесться тут.

– Ну, он-то мне уж гадок! – проговорила почти вслух Сабакеева.

– Вам бы уехать куда-нибудь отсюда: здесь воздух нехорош, а люди так и совсем дрянные, – говорила она резко Софи.

– Но куда же? – возражала та, почти беспрерывно меняясь в лице.

Видимо, что внутри нее происходили мучительные волнения, тогда как Евпраксия с ангельским почти спокойствием разговаривала с Баклановым.

Эммануил Захарович, видя, что им никто не занимается, снова спустился в буфет.

Пароход между тем, выйдя из пристани, шел мимо красивых обрывистых берегов. На небе массы облаков, после знойного дня, как бы дымились; воздух блестел беспрерывною сетью испарений; в пароходных колесах вода рассыпалась серебряной пылью.

Все невольно встали полюбоваться этой картиной. Бакланов при этом заметил, что на глазах Софи заискрились чуть-чуть заметные слезинки; а Евпраксия, напротив, смотрела серьезно и только как бы удивлялась в этих красотах природы величию Бога.

Казимира старалась стать поближе к Бакланову и даже опереться на него.

– Задний ход! – раздался голос капитана.

Никто не ожидал, что пароход так скоро подошел к островку.

Все засуетились и пошли.

– Вы ко мне, конечно, не зайдете? – сказала Софи, уходя, Бакланову.

– Нет! – отвечал он.

Толпа их разделила.

21. Смелый кормчий