Вздыбленная Русь

Когда прошлым годом ездил Афанасий послом в Стокгольм, рядился с Карлом о подмоге, ни он, дьяк, ни Скопин-Шуйский и не мыслили, что всё так обернётся. Нынче Сигизмунд и Карл Русь терзают...

Чем ближе подъезжал Афанасий Иванов к Москве, тем тревожнее вести. Всяких былей и небылиц наслушался…

Между Тверью и Москвой заночевал дьяк на постоялом дворе. Покуда из колымаги вылез и разминал затёкшие ноги, огляделся. У коновязи хрумкали сено с десяток коней. Тут же стояли телеги.

Оставив ездового управляться с лошадьми, Афанасий пригнулся под дверным проёмом, вошёл в избу. За длинным столом расселись мужики, хлебали щи из большой глиняной миски.

Обернувшись к малому оконцу, монах с кисой у пояса[37] жевал кусок пирога. В лохматой бороде монаха застряли крошки пирога. Мужики смолкли, потеснились. Дьяк уселся за стол. Один из мужиков протянул Афанасию ложку:

— Похлебай с нами щей.

Подошёл хозяин постоялого двора. Иванов сказал:

— Накорми коней да подай пожевать что Бог послал.

— Желает ли государев человек пирога с зайчатиной?

— Да истинно ли мясо зайца? Не кота ли бродячего ободрал?

— Побойся Бога, я, чать, православный. А пироги у меня ещё горячие, один съешь и насытишься.

— В таком разе подай мне и ездовому, да ещё вот этим мужикам. Я за всех рассчитаюсь.

— Спасибо тебе, дьяк, — заговорили мужики разом и снова заработали ложками.

Обозные рассказали Афанасию Иванову, что они холопы князя Вяземского и привозили боярину оброк.

— Сказывают, наш боярин ездил к коронному, ряду с ним держал, — сказал один из холопов, но другой оборвал его:

— Не плети пустое, Емеля. Почто на князя оговор возводишь?

— Зачем оговор? — обиделся мужик. — От княжеского ключника слышал.

— О чём же та ряда?

— Чтоб Москва Владиславу присягала.

— Ахти, Господи, — перекрестился монах, — латинянина над православными возвеличивать!

— Не бывать тому, — возмутились мужики. — Не станем жить под ляхами!

Явился ездовой, сказал, что спать будет в колымаге, близ лошадей, — бережёного бог бережёт.

Мужики разошлись, умащивались по своим телегам, а Афанасий Иванов полез на полати. Однако спал не спал, едва светать начало, выехал с постоялого двора.

Ранним молочным утром подъезжал дьяк к Москве. Густой туман плотно закрывал окрестности. Усталые кони брели, с трудом выбирая путь. Липкий и влажный туман назойливо лез в колымагу даже через зашторенное оконце. Афанасий Иванов поминутно кашлял, дышал с хрипом, широко открывая рот, ловил воздух. В последнее время такое случалось с ним часто, особенно в сырые дни. А впервые приключилось, когда они с боярином Власьевым справляли посольство в Речи Посполитой и им велено было сосватать невесту для первого самозванца. Такого срама дьяк и боярин натерпелись, не приведи бог. Власьев заместо жениха стоял рядом с невестой, а Маринка Мнишек перед королём Жигмундом колена преклонила, а у папского нунция Рангони исповедовалась, благословение получала...

«Господи, — думает Афанасий Иванов, — знал ли я, какую змею на Русь привезу... А в Упсале коварства Карла не углядел, — корил себя дьяк. — Чать, посольство государево правил и должен был замысел короля свеев разгадать... Видать, посол ты, дьяк, никудышный... А может, стар стал?»

Строго судил себя Афанасий Иванов, а был он послом российским с именем, сохранившимся в истории, жившим хлопотно и тревожно. Не единожды подстерегали его опасности, терпел унижения, но служил отечеству честно...

В верстах пяти от Москвы остановила посольскую колымагу Андрейкина ватага. Покинув деревню, пришёл Андрейка в глухой Брынский лес, что в Калужском краю, собрал человек семь мужиков, перебрался в Замосковье.

Окружили ватажники колымагу, ездовому взашей дали, а дьяка выволокли, кошель отобрали, а узнав, что это едет посольский дьяк, Андрейка сказал:

— Эвон, какой ты богатый. Однако нынче деньги тебе не сгодятся, Москва, она под боком, а у нас дорога дальняя, кто нам подаст? — И махнул ватажникам: — Отпустите его, мужики, он дьяк посольский, государству нужный.

В Москве Афанасий Иванов не государю и Думе отчёт держал, а правительству боярскому.

Слушали бояре рассказ дьяка, головами качали, сокрушались:

— Эко, Куда ни повернись, отовсюду напасти.

— Василий мыслил с королём свеев рядом заручиться, ан Карл Жигмунду в разбоях не уступает.

— Воистину. Вон как Делагарди монастыри новгородские пограбил и царскую казну увёз.

— Блажил Василий. Когда свей с нами в мире жили?..

И приговорили бояре: прежде чем мира со свеями искать, пусть Карл Корелу с Копорьем освободит да грабежами на Руси не промышляет...

Андрейка уводил ватагу на Волгу. Намерились ватажники отсидеться в Нижнем Новгороде, а по весне спуститься в низовье, к Астрахани. Пробирались ватажники лесными тропами, вдоль рек и болотных озёр.