Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— Присаживайтесь к нам, Вардайнер, — пригласил Тириш, вернувшийся от Циммермана. — Как раз мы говорим об ужасном несчастье с коллегой Хорстманом.

— Могу представить, — вызывающе бросил Вардайнер.

— Это трагедия — настоящая трагедия! — театрально воскликнул Анатоль Шмельц. — И надо же, именно в эту ночь!

— Вот именно, — жестко подчеркнул Вардайнер. — Случайность, Шмельц, или нечто большее?

— Дорожное происшествие, — торопливо и обиженно пояснил Шмельц, испуганно глядя на Вардайнера. — Или вы полагаете, что…

— Послушай, Анатоль, — предупреждающе перебил его Тириш, — я тебя понимаю, и герр Вардайнер тоже, мы видим, как ты переживаешь смерть нашего друга Хорстмана…

— Но почему именно сейчас, а, Шмельц? И чем, я вас спрашиваю, была вызвана его смерть? — упрямо допытывался Вардайнер.

— Но, дорогой мой, почему именно я должен знать, чем вызвана смерть нашего друга Хорстмана, и откуда?

Шмельц казался не в шутку озабоченным. Инквизиторское упрямство Вардайнера заставляло его страдать. В то же время с известным удовлетворением он мог играть роль обиженного.

— Если эта смерть кого и потрясла, так это меня!

— Хотел бы я в этом не сомневаться! — рассмеялся Петер Вардайнер. Довольно взглянув в искаженную физиономию Шмельца, прежде чем уйти, он заявил:

— Смерть Хорстмана еще добавит вам головной боли. Об этом позабочусь я, это мой долг перед покойным. Учтите, я ведь знаю все, что знал он. И это все, что я вам собирался сообщить, Шмельц!

* * *

— Полагаю, это и все. Ничего большего и ждать не стоит. Комиссар Циммерман встал, кивнул Фельдеру и велел фон Готе: — Заплатите по счету, разумеется с квитанцией.

— А на чай давать? — опросил фон Гота.

— Сколько угодно. Но оплатят вам только ту сумму, что будет стоять в квитанции.

Комиссар не стал говорить, что и за эти деньги предстоит объясняться в бухгалтерии, доказывать правильность уплаты каждого пфеннига, и все равно не было гарантии, что расходы будут действительно оплачены.

— И не спешите.

— Может, мне еще немного пооглядеться здесь?

— Смешайтесь с публикой, которая так от души веселится, — ободряюще посоветовал комиссар, — и постарайтесь поразвлечься тоже — только в наших интересах. Уж вы-то знаете с кем.

— Уточнить обстановку? — сообразил фон Гота.

Циммерман кивнул:

— В этом обществе вы чувствуете себя как рыба в воде. И они вас сочтут за своего и уж во всяком случае не за криминалиста. Постарайтесь это использовать.

— Начать с Гольднера?

— Почему бы и нет? Гольднер — это ходячее справочное бюро. Знает гораздо больше, чем пишет, и знает каждого — от директоров и главных редакторов до вышибал. И уж конечно знает о Хорстмане.

* * *

Из дневника комиссара в отставке Келлера.

«Хотя я некоторое время назад вышел в отставку, поддерживаю весьма интенсивные контакты с коллегами. Польза от этого обоюдная, я подчеркиваю. Полицай-президент лично рекомендовал всем относиться ко мне с „неограниченным пониманием“. А Хедрих мне даже предоставил письменный стол. Это фантастическая любезность с его стороны, учитывая катастрофическую нехватку места в управлении. Но это легко понять. Мой колоссальный опыт служит как моим преемникам, так и управлению в целом. И это меня устраивает. В ту ночь журналистского бала мне звонил Хедрих. Он только что прочел последнее донесение. Циммерман занялся весьма загадочным убийством. Жертва — известный журналист. История может вызвать любые осложнения. Просил меня подключиться и высказать свое мнение.

Это означало, что Хедрих был весьма обеспокоен. А такое случалось крайне редко, только если были действительно важные доводы. Были ли они на этот раз?»

* * *

На основе плана «След 113» старший инспектор Фельдер наутро провел новый допрос гардеробщицы Леммингер из Фолькстеатра, которая показала:

«Нет, о содержимом сумочки понятия не имею. Знаю только, что этот Вольрих в половине пятого утра меня из-за нее ужасно разозлил. А он мне надоел еще до этого…

— Что это значит, фрау Леммингер, что он вам надоел? Когда, как и чем?

Леммингер:

— Ну, он вдруг вздумал посреди бала взять свои вещи и вещи той самой дамы. Они пойдут, мол, подышать. Заставил притащить все барахло и даже не поблагодарил, а чтобы дать на чай — и в мыслях не было.

Фельдер:

— А не могли бы вы вспомнить, когда это было?

Леммингер:

— Ну, это можно. Пожалуй, это было около десяти вечера. Потому что как раз явился король бала со своей свитой, я очень люблю это зрелище, а чертов Вольрих мне все испортил.

Фельдер:

— Значит, Вольрих где-то около двадцати двух часов получил у вас свои вещи и вещи своей дамы?! И оба они ушли. А когда вернулись?

Леммингер:

— Сразу после ухода короля бала со свитой, около половины двенадцатого. Еще до того, как я выпила свой кофе. И снова я должна была таскать их вещи и не получила ни пфеннига. Такое не забывается!»

* * *

Служебный автомобиль Циммермана остановился во дворе полицайпрезидиума, где еще светилось несколько окон.