Вздымающийся ад

— Некоторое время мы жили под Мюнхеном, в стогу сена, — ответил генеральный секретарь. — Наш дом конфисковали. Меня выпустили из концлагеря — моя жена это как-то устроила. Нас было шестеро. Двое детей, мать моей жены, моя тетя и нас двое. — Он говорил тихо и медленно. — Однажды мы раздобыли курицу, целую курицу. — Он покачал головой. В его лице и голосе читались сочувствие и безоговорочное понимание. — Она была для детей, но им не досталась. — Он помолчал. — Когда мы с женой отвернулись, обе старушки ее тут же съели. Всю, и косточки обглодали дочиста. Так обстоят дела, когда речь идет о выживании.

— Возможно, — не спеша предположил губернатор, — если всех истеричных политиков, создающих вам такие проблемы, перенести в эти минуты сюда, поставить их в наше положение, то все споры сразу будут решены. Что бы вы сказали о таком варианте?

— Что это чисто в стиле янки. — Генеральный секретарь улыбнулся. — Полагаю, что наша ситуация не изменилась? — Увидев лицо губернатора, он только кивнул: — Я так и думал. А теперь одно маленькое замечание. Судья Поль Норрис, скажем так, на грани взрыва. Он так разъярен, — снова та же улыбка, — что моих дипломатических способностей не хватает, чтобы его успокоить.

— Я с ним поговорю, — сказал губернатор.

Судья Поль Норрис, высокий седовласый мужчина командирского типа, бросил на него испепеляющий взгляд.

— Если кто-нибудь немедленно что-нибудь не придумает, — сказал он, — я возьму все в свои руки.

Губернатор понимающе кивнул:

— И что вы сделаете, Поль?

— Не знаю.

— Прекрасный ответ, вполне достойный вас.

Норрис медленно ответил:

— Слушайте, Бент, я уже сыт вами по горло. Вы остры на язык. Все это знают. И вы пользуетесь им, чтобы издеваться над всем, что создало величие этой земли. Вы…

— Вы имеете в виду, — сказал губернатор, — унаследованное состояние, положение и то, что когда-то называлось привилегиями?

Тот кивнул.

— Я видел недавно ваше имя в одном списке. Ваши доходы за прошлый год достигли почти миллиона долларов, но при этом вы совсем не платили налогов.

— Я не нарушал законов. — На лбу Норриса забилась тонкая жилка. — Все было в пределах правил.

— В этом я убежден, только вот человеку, который зарабатывает только десять тысяч в год, тяжело понять, почему он должен платить налог в двадцать процентов.

Бет смотрела, слушала и пыталась понять, чего хочет добиться губернатор, сознательно восстанавливая против себя этого человека, будь он хоть тысячу раз прав.

— Мне плевать на людей, зарабатывающих десять тысяч в год, — ответил Норрис. — Они меня не интересуют.

Бет в душе рассмеялась. «Теперь понимаю, — сказала она себе, — это сознательный уход в сторону от темы, размахивание красной тряпкой, чтобы отвлечь человека от главной проблемы».

— Но и на вас, Поль, наплевать тому нашему гипотетическому человеку, зарабатывающему десять тысяч долларов в год. Он сыт вами по горло и считает, что с вами и вам подобными давно пора кончать.

— Вы говорите, как коммунист.

— Это обо мне уже говорили.

— Значит, вы признаетесь?

Губернатор улыбнулся:

— Я думаю, откуда взялось это обвинение. Крайне левые считают меня слишком верной опорой нашего строя, и вместе с мнением, которого придерживаетесь вы и вам подобные, это ставит меня туда, где я и хочу быть: достаточно близко к центру. — Он помолчал. — Попробуйте задуматься над всем, что я вам сказал. — И потом внезапно ставшим холодным голосом: — Но пусть вам не взбредет в голову затеять в этом зале какой-нибудь переполох, или я прикажу связать вас как рождественского гуся и заткнуть вам рот бананом. Вы поняли?

Норрис засопел. Жилка на лбу набухла еще сильнее.

— Вы не посмеете!

Губернатор ощерил зубы.

— Не пытайтесь это проверить, Поль. Я блефую только в покере. — И они с Бет отошли прочь.

Официант с напитками на подносе заступил им дорогу.

— Спасибо, парень, — сказал губернатор. Подал бокал Бет и сам взял другой.

— Как идут дела, господин губернатор? — спросил официант полушепотом. — Знаете, говорят, что нам отсюда не выбраться. Никогда. Говорят, что с пожаром не могут справиться. Говорят…

— Всегда что-нибудь да говорят, — ответил губернатор, — и всегда кто-нибудь заявляет, что все кончено.

— Ну да. Я знаю, в войну я служил на флоте. Только, господин губернатор, у меня жена и трое детей, что будет с ними? Скажите мне, что будет с ними?

— Мальчики, — спросил губернатор, — или девочки?

— Разве в этом дело? — Но ответил: — Два мальчика и девочка.

— Сколько им?

Официант нахмурился:

— Одному одиннадцать, Себастьяну. Берту девять. Бекки всего шесть. К чему это вам?

— Бекки еще слишком мала, — ответил губернатор. — Но почему бы вам не взять Себастьяна и Берта в субботу на футбол?

— То есть завтра?

— Разумеется, — губернатор спокойно улыбался. — Мы там можем увидеться. И если так, ставлю вам пиво, а ребятам кока-колу. Идет?

Официант замялся. Потом ответил: