Взгляд и нечто

Он опять посмотрел на часы. Двадцать три минуты второго. Осталось двадцать две минуты… Он мысленно представил себе карту предполагаемой немецкой обороны, которую показывал в лесу Вергасов. Белый кружок от фонаря, коричневые горизонтали, двигающийся по ним палец. В кружке — высотка, слева овраг, справа нечто вроде ложбинки и за ней пологий длинный подъем. Высотка стоит как прыщ. Надо ее обогнуть и, пока не поздно, в условленный с Сергеевым час, ударить по немцам с тыла. Это единственный выход… Ударить с тыла.

— Хельмут. Алло, Хельмут! — донеслось сверху.

Ильин вздрогнул и зашептал Кошубарову:

— Пошли вправо. Ударим с тыла. Осталось двадцать минут.

Кошубаров энергично закивал головой и пополз. Гребень высотки остался слева.

8

— Ну, как наш Судак? Не присылал еще связного?

Коновалов подсел на корточки к Вергасову и пощекотал ему травинкой ухо.

— Рано еще. А ты чего не спишь?

— Не спится.

— Волнуешься?

— Что мне волноваться?

— Врешь, волнуешься. Я вот волнуюсь. — Вергасов сел и почесался, муравьи не давали покоя. — Черт его знает, может и вправду не надо было посылать.

— Я ж говорил.

— Говорил, говорил… Все вы только говорите. — Вергасов поймал муравья и со злобой втоптал его каблуком в землю. — Командиры называется. Никогда ничего поручить нельзя. Все комбат сам должен делать, за всех отдуваться.

Вергасов встал.

— Пойди узнай, нет ли связного?

Коновалов отошел и почти сразу же вернулся. Связного не было. Вергасов посмотрел на часы — семь минут третьего — и пошел к опушке. Как будто немного посветлело, но высоты еще не было видно. Стояла тишина, чуть-чуть только шумели верхушки деревьев. Со стороны немцев не доносилось ни звука. Вергасов постоял несколько минут и пошел назад. Коновалов лежал на шинели и курил в кулак.

— Ну?

— Что ну? Сам не видишь, что ли? Третий час, а от него ни звука.

С опушки донесся хруст веток, словно кто-то ломал кусты.

— Кто идет? — окликнул часовой.

— Свои. Лещилин со второй роты. Где комбат?

— Здесь, здесь, — приглушенно крикнул Вергасов. — Давай сюда.

Подошел запыхавшийся боец.

— Взяли сопку?

— Нет еще. Вам записка от лейтенанта Ильина.

— Сопка мне нужна, а не записка. Записки еще пишет. — Вергасов выругался. — Ну, чего ты там возишься? Коновалов, посвети-ка.

В записке, написанной крупным кривым почерком с налезающими друг на друга словами, — писалась она второпях и в темноте, — было сказано:

«Поймал языка. Выяснилось, что важнее захватить не 103,2, а следующую за ней. 103,2 блокирую. Захватываю следующую. Ильин.»

— Видал? — Вергасов затряс листком перед носом Коновалова. — Видал? Ему приказано взять сопку, взять, а он… «блокирую», понимаешь ли!

Вергасов скомкал листок и швырнул его наземь.

— Важнее другую брать… Он знает… Тоже полководец нашелся. И дернул меня черт посылать его. — Вергасов круто повернулся к бойцу. — Что это еще за сопка? Ты видел ее?

— Ага.

— Ты не агакай, а отвечай толком. Что это за сопка?

— Так за первой другая, поменьше.

— Ну?

— Лейтенант Ильин и решили ее взять…

— А кто ему разрешил? Кто разрешил, спрашивается? Кто? Русским языком было сказано — 103,2, а он…

— Так мы ж на мины напоролись, — оправдываясь, сказал боец.

— Какие там еще мины?

— Да фрицы ставили. Мы полезли, а они как раз ставят.

— Ну?

— Вот лейтенант Ильин и решили обойти их, с тыла ударить. А там как раз фриц связь тянул. В ложбинке, между большой и малой сопкой. Совсем случайно напоролись. Так он, этот самый фриц, сказал, что на той сопке оборону их солдаты роют…

— Ну и что? — перебил Вергасов. — Пускай себе роют.

— Так фриц же сказал, что там сейчас никого нет. А на этой, как ее, 103, что ли, рота саперов. НП делают. Так лейтенант решили…

— А ну его, твоего лейтенанта! Какие-то саперы, НП… Чего он воду мутит? — Вергасов осмотрелся по сторонам. — Поведешь меня туда. Пастушков! Тащи автомат! И Шутовых ко мне. Живо!

Через минуту явились Шутовы — батальонные разведчики, с которыми Вергасов всегда ходил на задания. Шутовы были близнецами, причем до того похожими друг на друга, что одному пришлось отпустить усы. И все знали: Борис с усами, а Глеб бритый. Все же остальное было одинаковым, даже татуировка одинаковая: на левой руке, немного выше запястья, у обоих были наколоты женские головки.

— Диски полные? — спросил Вергасов.

— Полные, — в один голос ответили Шутовы.

— Пошли тогда. Где этот, из второй роты?

Лещилин — самый быстроногий и толковый боец второй роты, всегда используемый как связной, — повел не прямо, а через Г-образный овраг. Вергасов заметил это не сразу, а уже около самой высоты и, несмотря на то что крюк отнял каких-нибудь пять лишних минут, пришел в еще большую ярость. Но они были под самой сопкой, и давать волю своей ярости никак нельзя было. Пришлось сдержаться, хотя Вергасов дошел, как говорится, до точки. Он даже не представлял себе, как будет говорить сейчас с Ильиным. Человеку в первый раз в жизни дают задание, ответственное задание, а он, вместо того чтобы его выполнять, пишет записки, теряет время. А через час-полтора будет уже совсем светло. Струсил, и все. Роты саперов испугался.