Взгляд из тени

Оле жадно втянул в себя воздух и зашелся в кашле. Левиафан почувствовал, как у самого зацарапало в груди, и тут же отдал следующий приказ. Он издевался – откровенно, с удовольствием, заставляя голема вставать и садиться, врезаться в стены, сбивать с полок фотографии и срывать детские рисунки. В какой-то момент Левиафан вдруг вспомнил о зрителях и обернулся. Тим держал Оскара, Марк – Филиппа. Выражение лица призрака было абсолютно нечитаемым, Оскар давно зажмурился, а вот ангелочек смотрел прямо на Левиафана, да ещё с такой откровенной ненавистью в глазах, что было удивительно – как это у него после такого крылья на месте не обуглились?

Ах да. Кажется, они называют это "праведный гнев".

– Что, Филипп, интересно? Может, тебе звуковое сопровождение сменить? Какая там у тебя теперь любимая группа?

Мальчишка посмотрел ему в глаза и произнёс длинное, отборнейшее ругательство – такое, что Тим тут же отвесил ему подзатыльник:

– Эй, ты не охренел так при старших выражаться?

Левиафан усмехнулся, мельком глянул на Оскара и снова повернулся к Оле. Он чувствовал себя полнейшей мразью, и – вот номер! – это было приятно.

– Знаешь, пожалуй, я дам тебе лично принести жертву на алтаре. А что, возьмёшь нож, вырежешь мальцу сердце… Не сложнее, чем рыбёшку распотрошить. А можешь и не сердце, а печёнку, мне не жалко.

На краю сознания мелькнула мысль о том, что это уже перебор, но Левиафан не обратил на неё внимания. Оле стоял весь красный, встрепанный, замученный, и смотрел в ответ. Мышцы его едва заметно подёргивались, а рот кривился, словно он…

Не может быть. Голем пытался сопротивляться. Серьёзно? Это просто смешно. Даже старые бракованные големы не могут быть на это способны.

Левиафан прислушался и понял, что сердце Оле колотится как бешеное и пульс уже давно перевалил за двести. Гипофиз и печёнка работали на пределе, выбрасывая в кровь и синтезируя гормоны, лёгкие сокращались на огромной скорости, отказывали почки… А голем всё продолжал сопротивляться, позволяя организму уничтожать самого себя.

Чёрт возьми! Да его сейчас разорвёт!

Левиафан испугался и открыл уже рот, чтобы отменить подчинение. Но этого не понадобилось – по пространству разнёсся неслышный для других треск, и Оле вдруг рывком выпрямился и со стоном поднял руки:

– Филипп, бегите!

Сам. Без приказа.

Первый голем на свете, преодолевший формулу подчинения.

Левиафан понял это за миг до того, как Оле прыгнул к нему, и сильные руки вцепились в куртку, увлекая на пол. Они грохнулись оба, рубашка Оле маячила перед лицом, а сам он навалился на руки, не давая демону сделать ни одного колдовского знака. Машинально Левиафан стал вырываться, не успев ещё ничего решить и придумать.

Он даже не сразу понял, что именно за грохот раздался в помещении и почему вдруг завизжал Оскар – по-детски, в голос, захлёбываясь рыданиями. А потом Оле вдруг замер, обмяк, рухнул сверху, и Левиафан почувствовал, как что-то тёплое потекло по рукам.

Кровь.

Всё внутри ухнуло куда-то в бездну. Он вывернулся из-под Оле, уставился на быстро расплывающиеся по рубашке красные пятна. Перевёл взгляд на Марка, держащего в руках пистолет. И всё понял.

– О нет… – Левиафан рывком перевернул тяжёлое тело голема и уставился в стремительно бледнеющее лицо. – Я же сказал не стрелять, дьявол вас всех забери! Оле, ты слышишь меня, слышишь, не смей, не отключайся!

Левиафан потянулся к ране, но замер на полпути. Он демон, а значит, сейчас так же беспомощен, как смертные. Даже не все ангелы умеют исцелять, что уж говорить о Падших… Он нашёл руку Оле, стиснул её так, словно это могло чем-то помочь, и почувствовал слабое пожатие в ответ. Краем глаза заметил, как Тим замирает с открытым ртом, как Филипп, воспользовавшись моментом, тащит Оскара к двери… но сейчас это не имело никакого значения.

– Тимми, вызови скорую, быстрей, тут должен быть телефон! – Левиафан кричал, уже понимая, что скорая не успеет. Всё-таки Марк всадил в Оле не одну пулю. – Ты идиот, Оле, придурок, я бы снял заклятье, почему ты не подождал секунду!

Оле зашевелил губами, пытаясь что-то сказать в ответ, но не смог. Левиафан чувствовал, как толчками вытекает из него жизнь, как слабеет пульс, становясь нитевидным, и отчаянно вглядывался в лицо, ловя каждое движение. Что хуже всего, умирать Оле было больно.

– Я же не хотел… Оле, поверь, я правда, правда, никогда бы… Только не умирай, я всё для этого сделаю! Как помочь, где аптечка? Пожалуйста, Оле!

Оле чуть дёрнул головой, посмотрел на Левиафана и улыбнулся краешком губ – едва заметно, через силу, но очень по-доброму, как раньше. И затих. Холодея от ужаса, демон коснулся его шеи, ища пульс.

– Нет, нет-нет-нет, Оле… Я не хочу оставаться один, только не так! Оле! – Левиафан захлебнулся, схватил голема за плечо и затряс. Тот болтался у него в руках, как… кукла. Мягкая тряпичная кукла. Демон взвыл, громко, в голос, а потом вскочил и бросился к Марку. Он забыл о магии, забыл о своей привычке не действовать руками – осталось только бешеное желание разорвать убийцу на куски.