Взгляд из угла

Не узнаешь? Это ее, между прочим, партия торжественно и публично клялась, что уж кто-кто, а наше с тобой поколение будет жить при коммунизме. От каждого по способностям, каждому - прожиточный минимум: ведь почти что исполнилось! А 53 комсомольца уже перешагнули за $ миллиард.

Главное - верность. Верность делу. Дело Ленина - труба. Но и дело Миллера, если разобраться, - тоже труба, причем неиссякаемая, про вид снаружи вообще молчу.

Там будет бассейн, старуха! В одной из полостей этого пещеристого тела. И каток! И черт в стуле!

Кружок макроме для риэлтеров, а для охранных структур - курсы кройки и шитья. Одним словом, культурно-коммерческий сексуально-нефтяной Ух-ты-центр.

А лично тебе вообще предназначено самое зашибись: в любую бессонную (но безоблачную) ночь ты со своей окраины сможешь любоваться профилем его, так сказать, вертикального устья в разноцветной световой оболочке с логотипом команды "Зенит".

Вообрази: эта штука будет декорирована под Ниеншанц - уничтоженную шведскую крепость: на радость туристам из Скандинавии, назло императору Петру.

Тут большая хроногеобензополитика - а ты про какой-то там скверик. Снявши голову, глупая старуха, по скверику не плачут. А давши слово Миллеру - держись. Бери пример с дамы в стразах.

Короче: победил, как всегда, нерушимый блок обманщиков и обманутых. Только интересно, что первые проявили такую же неслыханную простоту, какой испокон отличались вторые. Миллионы зеленых потрачены на вранье про жалкие несколько рублей.

А то ли еще будет. Идеология впала в стыдливый ступор: неудобно ей перед пролетариатом, что она так пылко ублажает капитал. Отсюда все эти воздушные поцелуи по ходу акта.

Серый Волк, прячась под одеялом от Красной Шапочки, стесняется вот так, сразу признаться, для чего ему такие большие зубы. Кроме того, в брюхе у него неприятно бурчит недопереваренная Бабушка. Тут не до философии, прямота же вообще неуместна. Показаны гутталакс, эспумизан, активия, отвар чернослива, партийные списки, стабильность.

26/3/2007 Остров РЛ: эпилог

Ровно сто лет со дня рождения Лидии Чуковской. Это такая станция, на которой полагается выправить умершему писателю подорожную в будущий век и зарегистрировать его багаж: достижения, открытия, заслуги.

А также украсить зал ожидания медальоном, выполненным из позолоченного марципана. Через 25 лет либо через 50, если вспомнят - заменят на что-либо попрочней.

С Лидией Корнеевной все такие манипуляции не проходят.

Во-первых, она, хотя жила долго и написала много, к читателям была допущена лишь под конец. Ее книги еще не обдуманы страной как следует - что, кстати, по стране и видно.

Кроме того, даже не исключено, что существует - и пока известно лишь отчасти - такое произведение Лидии Чуковской, благодаря которому люди рано или поздно поймут ее лучше, чем понимают сейчас, и полюбят сильней. Это, конечно, ее Дневник - ежедневный за много-много десятилетий. Как я себе представляю, протокол сердца, разрезающего темное время. Песнь погибающего пловца.

Во-вторых, что бы ни случилось со страной, с человечеством, с литературой, со всеми остальными сочинениями Лидии Чуковской, - повесть под названием "Софья Петровна" навсегда останется необходимой вещью для каждого и любого, кому хотелось бы понять, как устроена жизнь.

В-третьих, никакая разновидность добродушия - юбилейная в том числе - тут неуместна, и не дождетесь.

Помните - в записях Л.К. о Пастернаке: ночь, метель, встреча на улице дачного поселка, случайный разговор, и Пастернак - не важно сейчас, про чью прозу: поначалу показалось - прекрасная, но читаю дальше - обычное добродушие. "Конечно, если убить всех, кто был отмечен личностью, то может и это сойти за прозу..."

(Был у Лидии Корнеевны такой, среди прочих даров, и такой, удивительный: при ней - то есть вообще-то ей, обращаясь именно к ней, - говорили страшно важное. И она ничего не пропустила.)

Так вот, как раз добродушия в Лидии Корнеевне не было ни грамма. Она была человек неистовых страстей. Из которых главной, конечно, была страсть к гениальности.

Обстановка детства внушила ей, будто гениальность и есть норма. Что вы хотите: пятилетняя, например, заучивала "Облако в штанах" с голоса автора. Маяковский бродил по куоккальскому пляжу, к обеду приносил Чуковским сколько-то новых строк. И Лида, говорят, однажды потрясла родителей, декламируя: "И выбласывается, как голая плоститутка, из окна голясего публицного дома..."

Четырнадцати лет сиживала на сборищах "Серапионовых братьев", и так далее. Короче, про таких людей, как, допустим, Блок, или Зощенко, или ее отец, она привыкла думать, что примерно так должны вести себя все.

Постоянно трудиться и никогда, никогда не хитрить. Плюс аллергия на пошлость.

И крайне серьезное отношение к словам.