– Он далеко пойдет, – шёпотом произнесла Арин.
Она поднялась вслед за женихом, чтобы пойти совсем в другую сторону. За спиной оставался вокзал – перроны, приветствия, прощания, арочные перекрытия, разноцветное освещение…
Однако расслабляться ещё рано. Арин знала, что просто так родители не сдадутся, да и предстоящее знакомство Жана с отцом так же не вселяло надежду на скорое разрешение всех проблем.
Подъезжая к дому, в сумерках Арин разглядела темнобордовую спортивную машину матери Френка.
– А ты думала, что будет легко! – заверещала Нира. – Вот что значит твоя нерешительность! «Извините, простите!» Ты хотела выйти замуж за нелюбимого человека, став жертвенным барашком только чтобы родителям было хорошо и комфортно. А самой-то как потом жить со всей этой радостью? Праздники пройдут, а за ними никто не подумает о твоем счастье.
– Да, да, да, – тоскливо произнесла девушка, останавливаясь рядом с домом, – ты права.
– Я всегда права, ты этого не заметила? Мне уже давно бы памятник поставила!
– Чего?
– Памятник моей мудрости должен стоять рядом с памятником твоей глупости, – пафосно ответила сущность.
– Убью! – процедила сквозь зубы Арин. Настроение упало ещё на несколько пунктов.
Войдя в холл, Арин встретилась взглядом с мамой. Её глаза были как у лани, затравленной волчьей стаей. Кларисс была бледной, её пальцы подрагивали, а тёмносерое платье казалось траурным.
– А мы с Элеонор тебя дожидаемся, – сказала она тихо.
– Кажется, дождь собирается? – не понятно к чему спросила Арин.
Но Кларис утвердительно качнула головой. С приходом Арин у неё упал с души нелёгкий груз. Женщина вообще старалась избегать неприятностей, благо обеспеченная жизнь и заботливый супруг избавляли от любых проблем. Отмена уже столь очевидной свадьбы – это же катастрофа, неподъемная для её душевного равновесия. Кларис догадывалась, что последствия скажутся на её здоровье длительным недомоганием.
– Арин, девочка моя, – кинулась к ней Элеонор, – неужели правда то, что мне рассказал Френк?
В глазах его матери явно читалось: «Ты только попробуй сказать мне, что это правда». Арин отметила, что он унаследовал её взгляд – цепкий, стальной, пронзительный. Арин перевела дух. Да, нужно сказать так, как есть. Или сериал, как выразился бы Френк, мог бы неприлично надолго затянуться…
Вошла служанка, сообщив, что накрыт столик на веранде. Её появление позволило Арин собраться с силами и настроиться на тяжелый разговор. Она молча проследовала за женщинами на чаепитие.
Усевшись, и налив зеленый чай, мамы уставились на девушку, ожидая пояснений.
– Элеонор, мы с Френком не любим друг друга, – опустив голову, произнесла Арин. – Поженившись, обрекли бы себя на безрадостное существование.
– Но мы, же живём, – почти одновременно воскликнули мамы, и обе с опозданием поняли, что спороли глупость.
Кларис, попытавшись исправить сказанное, произнесла, усугубив и так нерадостную картину:
– Стерпится, слюбится!
Элеонор взяла инициативу в свои руки.
– Арин, мы хотели сказать, что любовь – это чувство, придуманное писателями для низших слоёв населения, ведь им как-то надо существовать в этом мире. Почитаешь пару любовных романов, и живёшь воспоминаниями всю оставшуюся жизнь. В нашем мире всё по-другому, клановость – это семейные традиции, воспитание, продолжение нашего рода. Чувства между мужем и женой должны быть, я согласна, но на порядок выше – например, уважение, поддержка, взаимовыручка.
Арин вскинула голову:
– А вам никогда не хотелось любить?
Мамы переглянулись. В их мире брак и любовь были несовместимыми понятиями. Они существовали раздельно, да никто и не жаловался.
– Какой ты ещё ребенок, – сочувственно покачали головами мамы.
– Я не хочу жить так, как проживаете свою жизнь вы. Я хочу любить и быть любимой, как бы ни смешно с вашей точки зрения это не звучало.
– И ты надеешься найти всё это? – Элеонор недоверчиво покачала головой. – Знаешь, такого я ещё не встречала, в тебе сейчас говорит юношеский максимализм.
– Вам просто не повезло, – отмахнулась Арин. – Я уверена, что буду счастлива.
– Знаешь, девочка, ты нас очень разочаровала, – отступила Элеонор. Словно потеряв интерес к девушке, обратилась к Кларис: – Одно радует, что можно ещё успеть извиниться перед приглашёнными гостями.
Слово «радует» было произнесено с ироничной ухмылкой.
Отставив чашку с чаем, невзирая на уговоры Кларис остаться на ужин, Элеонор поспешила распрощаться. Расцеловавшись с подругой, демонстративно удалилась. Со двора послышался визг срывающегося с места спорткара.
– Кажется всё, – устало прошептала Арин, обхватив себя за плечи руками.
– Всё только начинается – вторило ей зеркальное Я. – Одна радость, скоро Жан за мной приедет…
– Мы приближаемся к горизонту событий, возрастает вибрация.
– …сейчас начнется трансформация…