Взгляд на миллион

Порой ему казалось, что виноградник отец любит больше, чем собственного сына и жену Софи, Частенько Мартин наблюдал за тем, как нежно Грегор обнимает виноградную лозу, пострадавшую от урагана или засухи, словно любящий муж и отец – свою семью.

В винах Грегор разбирался как бог, особенно в тех, которые были изготовлены из его винограда. Когда подходило время ужина, он всем наливал по бокалу и долго рассказывал, как «важно в этой жизни трудиться не покладая рук», потому что вино – «оно как мёд, который без устали собирают неутомимые пчёлы».

Мартин не был готов к такому изнурительному каждодневному труду и совсем не хотел провести всю свою жизнь согнувшись в аллеях и зарослях отцовского винограда. Увидев красивую, сверкающую живым изумрудным блеском, извивающуюся лозу или попробовав глоток «божественного напитка», как любил говорить Грегор, Мартин мог рисовать не останавливаясь. Вино действительно было самого высокого качества, и это каждый раз будоражило его воображение. Яркие гроздья в лучах утреннего солнца пробуждали в нём только одно желание – рисовать.

Грегор посмеялся в очередной раз, сказав, что всё это – «блажь и глупости», и Мартин должен в первую очередь думать о мужском и сыновнем долге и просто обязан выкинуть из головы всю эту «никчёмную и ненужную мазню».

Несмотря на то, что Грегор не разделял интересов сына, Мартин любил и уважал отца за его бесконечное самопожертвование и стойкую веру в то, что, как бы ни было тяжело, виноградник должен жить!

Последнее время отец много болел, урожаи становились всё беднее, виноделы приезжали за новыми партиями винограда всё реже. Очередная потеря урожая из-за капризов погоды окончательно выбила Грегора из колеи, и он слёг. После смерти мужа Софи долго не могла оправиться, одновременно безуспешно пытаясь продать дом с виноградником, чтобы затем перебраться в Париж, поближе к Мартину… Время шло, а покупателя всё не было, и ей, в конце концов, пришлось остаться в родном доме, где она тридцать пять лет прожила с человеком, влюблённым в виноградник, вырастила сына и сохранила память о былом счастье и волшебных днях.

Глава 3

– Мартин, ты идёшь? И мне не терпится узнать, что у тебя там? – Джонни настойчиво тянул юношу за рукав, изо всех сил пытаясь обратить на себя внимание.

Тот ответил не сразу, продолжая смотреть на пустой экран, словно это было его сознанием, в глубине которого он зацепился за что-то давно потерянное и забытое, но такое родное. Наконец его взгляд сфокусировался на Джонни.

– После того, что я сегодня увидел, даже не знаю, – сказал Мартин.

– Хорошо, давай я передам на время это пока своему помощнику Себастьяну в хранилище, потом мы сюда вернёмся. Пойдём, я познакомлю тебя с Генри.

Из соседнего зала доносились звуки чудесной мелодии вальса Штрауса. Аукцион подходил к своему логическому завершению.

Всё ещё находясь под впечатлением от увиденного, Мартин скорее машинально пошёл за Джонни, который увлекал его в кипящий водоворот событий.

– Генри, позволь представить тебе очень интересного молодого человека, – проговорил Джонни и слегка подтолкнул юношу к джентльмену, который, не обращая никакого внимания на присутствующих, продолжал что-то записывать в изящную серебристую книжечку.

– Мартин – тоже художник, он только начинает, пробует себя. У него к тебе масса вопросов. Господа, вы не будете против, если я вас оставлю? – нарочито вежливо спросил Джонни, тут же переключившись на окружающих и одновременно высматривая рыжеволосого джентльмена, который, явно перебрав спиртного, пытался обратить на себя внимание одной из присутствующих здесь дам… Затем Джонни поклонился и, не дождавшись ответа, поспешил удалиться.

Генри Говард, видимо, был человеком немногословным. Никак не отреагировав на вопрос, он повернулся спиной к Джонни, оказавшись прямо напротив Мартина. Это был высокий мужчина лет пятидесяти с болезненно худым лицом и взглядом таким глубоким, что, казалось, будто ты проваливаешься в какую-то бездну. Мартин впервые видел человека, который общался одним только взглядом.

– Рад знакомству, – проговорил он и протянул руку, чтобы поздороваться.

Ответив на рукопожатие, Генри изучающе посмотрел на симпатичного, провинциального, как ему показалось, молодого художника, внешне похожего на известного английского политика-реформатора девятнадцатого века Артура Этерли, чей портрет однажды был представлен в одном из американских музеев.

В следующую минуту Генри Говард взял два бокала шампанского с подноса подобострастно склонившегося и весьма услужливого официанта, больше похожего на осведомителя или детектива.