Взгляд на звёзды

— Однажды я задал своему отцу важный вопрос. Я тогда был ещё мальцом. Но родители не ограничивали мне доступ к информации, а наоборот, поощряли пытливость. Так что я не был похож на Сиддхартху Гаутаму до первого выхода из дворца. В пять-шесть лет я уже знал обо всех глобальных проблемах человечества. И эти знания ужаснули меня. Я не мог понять, как вообще можно думать о чём-то ином, когда на нашей планете происходят такие экологические и социальные бедствия. Так вот, я спросил у отца, почему мы, наша семья — такие плохие и корыстные люди. Он удивился этому вопросу, но понял, что он меня действительно беспокоит. Папа всю свою жизнь был крайне занятым человеком. Но каким-то невероятным образом он всегда находил время на меня. Он присел рядом со мной, улыбнулся и спросил, с чего я это взял. И я объяснил ему, что мы не можем быть хорошими, раз мы живём в таком изобилии и комфорте, когда так много людей вокруг страдают. Будь мы хорошими, мы отдали бы всё, что имеем, нуждающимся, и жили бы наравне с ними. Ведь это было бы гуманно и по-христиански. Папа отнёсся к моему вопросу серьёзно, будто говорил со взрослым. Он очень подробно рассказал мне, как много денег и усилий тратит его компания и наша семья на решение всех этих проблем: на развитие социальной инфраструктуры бедных районов нашей страны, на решение экологического кризиса и сохранение редких видов в Амазонии, на расчистку мусорных островов в Атлантике, на многое другое. Но этот ответ не удовлетворил меня. Я сказал, что мы могли бы сделать ещё больше. Папа мог бы продать все свои производства и отдать все эти деньги на благотворительность. Тогда он улыбнулся, похлопал меня по плечу, и предложил мне подумать над двумя вопросами. Во-первых, многое ли мы сможем делать дальше для решения всех этих проблем, когда останемся без средств к существованию. И во-вторых — уверен ли я, что те, кому мы продадим все наши бизнес-активы, продолжат тратить столь же значительную часть прибыли на решение этих проблем. Он сказал, что обязательно обсудит со мной этот вопрос ещё раз после того, как я подумаю. Но знаешь, что? Я больше к этому не возвращался.

Саша слушала рассказ с интересом, но не теряла скептической улыбки.

— Это очень удобно, — ответила она. — Не сомневаюсь, что такое объяснение удовлетворило ребёнка. Но не уверена насчёт взрослых.

— А ты считаешь, что оно неверно? — контратаковал он. — Почему, позволь спросить? Потому что «хорошие люди не могут быть богатыми, а богатые — хорошими»? Эта мысль, на мой взгляд, тоже несколько больше подходит ребёнку, чем взрослому человеку. Если, конечно, этот взрослый — не коммунист.

Слегка уязвлённая этим метким уколом, Тёрнер нервно заёрзала.

— Всё намного сложнее, Рикардо. Ты сам это знаешь, — ответила она. — Я не так сильна в софистике. Но не считай меня наивной девчонкой, которая изменит свои взгляды на жизнь из-за пары красивых историй. Я и так уже работаю на твою компанию. И планирую работать дальше. Тебе обязательно нужно, чтобы я вдобавок тебя ещё и обожествляла?

— Нет. Но мне хотелось бы, чтобы ты перестала относиться ко мне с незаслуженным высокомерием. Если же считаешь его заслуженным — я выслушаю твои аргументы и честно на них отвечу.

Несколько удивлённая таким поворотом событий, Тёрнер слегка смешалась. Посмотрев на неё с симпатией, бразилец сказал:

— Мне нравится твоя искренность. Понравилась с первого взгляда. Так что давай, не стесняйся. Если бы я хотел тёплой ванны — я бы общался сейчас с кем-то из многочисленных липнущих ко мне подхалимов, а не с единственным человеком в компании, кто способен высказать мне нелицеприятные вещи в глаза.

«Умеет же он загнать в угол! Вот же настырный!» — поразилась Тёрнер, сама не заметив, как фраза про «единственного человека в компании» приятно пощекотала её самолюбие. Саша ненавидела расточать комплименты начальству, приберегая их для подчинённых и для тех, кто их действительно заслуживал. Но если самомнение Гизу так нуждалось в признании ею его заслуг, что он не поленился уделить ей так много времени, оставив важных гостей на попечение сестры и Мейер — должно быть, ей всё-таки стоит сделать в его сторону реверанс. Тем более, что упрекнуть его в каких-то конкретных проявлениях несправедливости по отношению к себе или другим людям, работающим над проектом, она действительно не могла.

— У меня нет никаких претензий, которые я хотела бы высказать, Рикардо, — наконец произнесла она, чувствуя себя неловко. — Ты прав насчёт меня в том плане, что если что-то накипело, то я не держу этого в себе. Но такого нет. Если бы не ты, наш проект не был бы возможен. Это действительно так. Как и Доминик, и вся наша команда, я искренне благодарна за то, что…

— Перестань, Саша, — отмахнулся он, не дослушав, и иронично улыбнулся. — Тебе явно неприятно говорить это. А мне — слышать. У нас в компании хватает людей, у которых ты могла бы поучиться лизоблюдству. Но уж лучше пусть они поучатся у тебя самоотдаче и искренности. Толку для проекта будет больше.