Взгляд со стороны

– Алейкум ассалям! Да пошлет Аллах ровной и прямой дороги доброму путнику! Что привело столь учтивого чужестранца в наши святые места?

– Ауузу бил-ляяхимина-шайтаани р-раджим.

При этом Хоаххин сложил руки на груди и опустил голову. Бабушка Факнур, верно оценив взаимный интерес, полностью вытащила свое высохшее под всевидящим оком Аллаха тело из проема двери, ведущей во двор ее дома, и, полностью отворив дверь, махнула путнику костлявой рукой.

– Не желает ли почтенный путник отдохнуть после долгой дороги, омыть свое тело в угоду всемилостивейшему и всемогущему Аллаху и разделить с нами скромный ужин, ниспосланный нам свыше за наши старания? В нашем доме рады видеть образованных и щедрых людей, готовых с лихвой оценить наше гостеприимство.

Небольшой гостиный двор, который держала Факнур-ага, был заполнен только наполовину, в этом году прибывающих на священный праздник разговения по окончании месяца Рамадан было меньше, чем обычно. Тем более что и обычно поток был куда меньше, чем у соседей. Странствующие по мусульманским мирам верующие, кающиеся грешники и просто туристы побогаче обычно направлялись в столицу султаната Регул, а победнее – сюда, на Аль-Хаба. Естественно, вслед за ними тянулись бесчисленные темные элементы, пытающиеся заработать как на чужой вере, так и на многочисленных сопутствующих ей суевериях.

Как только Хоаххин вошел во двор, его ухватил за руку точно такой же мелкий черноволосый пострел, как тот, что удирал со всех ног в подворотню, и повел в отведенные ему апартаменты. По местным обычаям за постой и еду нужно было расплатиться заранее, поэтому, еще находясь в центре города, Хоаххин обналичил немного денег в местной валюте, риалах, чтобы не попасть в положение богатого банкрота, причем тут же разменял банкноты номиналом по сотне на десятки и пятерки. Расплатившись с хозяйкой и оставшись наконец в одиночестве, Хоаххин скинул с себя свою хламиду и залез под теплый душ, абсолютно холодной воды у Факнур-ага никогда не водилось. Немногочисленные соседи уже отужинали и разбредались по своим номерам. Среди них, как уже понял путник, были как простые верующие, так и те, кому излишняя общительность только вредила. Два бойких старичка, запершись в своей комнате, долго копались в каком-то барахле, аккуратно раскладывая его по многочисленным баулам, видимо, предполагали немного навариться в торговых рядах. Тихая цивильная старушка, задрапированная в черные одежды, молилась, не вставая с колен, уже пару часов. Молодой, хорошо сложенный мужчина с окладистой бородой безучастно сидел на стуле перед пустым столом и думал о своей семье – горячо любимой жене и трех маленьких мальчишках, да хранит их Аллах. Мальчишки, прислуживающие бабушке Факнур, охваченные предпраздничной суетой, сновали по ее обширным владениям, домывая, дочищая и дотирая все то, что должно быть чистым и блестящим. Путника ждала обещанная просторная постель, скромный постный ужин и вечерняя молитва под звуки голоса муэдзина, призывающего на азан. Вечерний Аль-Хаба показался Хоаххину приветливым и милостивым с незнакомцами миром.

* * *

Не то кошмарный сон, посетивший бойца из-за дневного перегрева на палящем солнце, не то нехорошее предчувствие резко выбросили Хоаххина из состояния глубокой дремоты. Темнота ночи плотно накрывала постоялый двор, и лишь легкое шуршание мышей на кухне напоминало, что для некоторых обитателей планеты это время суток совсем не предназначено для отдыха. Тем не менее еще двое обитателей двора были заняты делами, совсем не угодными Аллаху. Буквально в трех метрах от постели Хоаххина, сидя на корточках, недавний маленький матерщинник ковырялся в походной сумке постояльца, тонкими длинными пальцами ощупывая лежащую в нем чужую собственность. Но не это событие насторожило Хоаххина. В соседней комнате тот самый молодой человек, столь любящий своих жену и детей, в этот момент подтягивал ремешки легкого бронежилета, прикрепив поверх него широкий матерчатый пояс, напичканный веществом, неизвестным путешественнику. Боец десанта шестого флота неплохо разбирался во взрывчатых веществах, но с таким типом боеприпасов не встречался никогда. Хоаххин слабо представлял возможности местной полиции, общение с их коллегами из САК не внушало достаточной доли оптимизма в их дееспособности. В любом случае времени оставалось в обрез, и ограничиться банальной передачей информации местным силовикам, отгородившись от происходящего чувством выполненного долга, не получалось.

Переведя собственное восприятие времени в ускоренный режим и, как обычно, с усилием раздвигая воздух руками, Хоаххин подошел к воришке сзади и, зажав его рот ладонью, тихо прошептал ему на ухо:

– Если заорешь, я вырву тебе легкие вместе с языком, клянусь именем Всемогущего! А он не любит, когда его будят по ночам те, чьи руки копаются в чужом барахле! Таким, как ты, священная книга предписывает эти руки отрубать перед толпой на базарной площади. Сейчас я отпущу твой рот, и если ты хорошо меня понял, кивни головой два раза.