Взгляд в прошлое

– Да нет, хватит. – отказался Андрей. – Теперь ведь мне нужно домой добираться.

Николай проводил кума Андрея за ворота, и закрыл калитку на крючок. Хотел сразу идти в сарай за дровами, чтобы протопить грубку, но потом передумал. Сейчас он перекурит, отдохнет, а потом уже пойдет за дровами. Он закурил сигарету, немного постоял во дворе, но дул неприятный ветерок, и он спрятался от него в веранду. Там он сел на корточки, так как стульчик куда-то подевался, и не торопясь курил. Глаза закрылись как-то сами собой, и он уснул.

На следующий день кум Андрей проснулся с головной болью. Вроде бы и немного выпили, а голова болит, видимо старый уже. Решил сходить к куму Николаю опохмелиться. У жены просить рюмку нет смысла, не даст, да еще и укорять будет, что она мол предупреждала, чтобы много не пили. Калитка у кума Николая оказалась закрытой, на крики и стук Андрея в калитку кум не отзывался, и Андрею пришлось перелезать через забор. Зашел в веранду и увидел сидящего на бетонном полу Николая. Унюхал также сильный запах чего-то горелого.

– Коля, ты чего на бетонном полу сидишь? Это ведь не лето, простынешь. – обратился Андрей к куму.

Но Николай молчал.

– Спишь, что ли? – толкнул Андрей Николая в плечо.

Николай завалился на бок. Теперь Андрей понял, что запах горелого идет от Николая, из-под его фуфайки выползала струйка дыма. Андрей наклонился над Николаем и пощупал пульс. Пульса не было.

Как в дальнейшем установило следствие, пепел с сигареты спящего Николая попал внутрь расстегнутой фуфайки, и ватная подкладка начала тлеть, но Николай так и не проснулся. Все его тело под фуфайкой буквально сварилось, хотя внешних повреждений не было. Но вскрытие показало, что он этого уже не чувствовал, так как смерть наступила раньше, от удушья дымом горевшей ваты. Ужасная и нелепая смерть.

Неожиданный поворот

Уже вторые сутки размеренно стучат колеса вагона, увозя Катю в Сибирь. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, грустно стучат колеса. Кате кажется, что в первый день они как-то веселее стучали. И за окном пейзаж был веселее. Сначала были украинские города и села с веселенькими побеленными и раскрашенными хатками. Потом пошли российские города и деревни. Такой красоты как на Украине уже не было, избы в деревнях серые, не беленные и не крашенные. Да отдельных изб практически и нет. Это какие-то построенные буквой «П» сооружения: дом из почерневших от времени бревен, и пристроенные к нему два сарая, внутри небольшой двор. Все серое и некрасивое, но все это скрашивают растущие вокруг зеленые деревья. Никаких плодов на них не видно, наверно они не плодовые. Но все равно, там еще была жизнь. А дальше пошла степь. Единственное, на чем можно задержать взгляд, это растущий в посадке вдоль железной дороги корявый карагач. Иногда за окном пролетит какая-то степная птица. Станции встречаются очень редко, правда поезд стоит на них достаточно долго. Да только толку от этого мало. В буфете и киосках купить ничего нельзя. С приходом поезда все они закрываются. Местные продавцы объясняют это тем, что народ с поезда разбирает весь товар, и им потом всю неделю, до следующего завоза товара, в киосках делать нечего. Все нагоняет грусть, и пейзаж, и обстановка. Наверно поэтому и колеса начали стучать так грустно. А еще ведь четверо суток ехать.

Тоска смертная. Соседи – старая семейная пара и такой же старый мужик, попались не разговорчивые. Катя, этой толстой старухе лет пятидесяти, уступила сдуру свою нижнюю полку, на которой та теперь постоянно лежит, а Кате и присесть негде. Не будешь же целыми днями, как она, валяться на верхней полке. Был бы купейный вагон, там можно было бы в коридоре на скамеечке посидеть, но на купейный вагон Катя денег пожалела, а в этом плацкартном все места заняты, поэтому остается в перерывах между лежаниями только ходить по проходу вдоль вагона. От долгого лежания уже начинает болеть все тело. За перегородкой едет какой-то молоденький лейтенант, который ею явно заинтересовался, но он какой-то несмелый, никаких попыток познакомиться или поговорить не предпринимает. Что за мужчины пошли? То ли дело ее Петя, тот после первого же с ней танца полез целоваться.