Взгляд в звездное небо. Избранные эссе о культуре

Прекрасные лотосы – полог расшит,
улыбкой раскрылись цветы,
Курильница, дым благовонный плывет,
струится, касаясь щеки.
В волнении нежном блестели глаза,
а ныне их помнишь ли ты?
Свидания первые в сердце храню,
и чувства еще глубоки,
Досадую, тайные думы мои
не в силах письмо передать,
А в свете луны пляшут тени цветов,
кивают – попробуй опять

[63].

«Весна тревожней стала и грустней…» на мелодию «Хуаньсиша»:

Весна тревожней стала и грустней,
И День поминовенья недалек…
Курильница из яшмы. А над ней,
Редея, извивается дымок.

Не в силах встать – лежу во власти грез,

И не нужны заколки для волос.

Прошла пора цветенья нежных слив,

Речные склоны поросли травой.
Плывет пушок с ветвей плакучих ив,
А ласточка все не летит домой.

И сумерки. И дождик без конца.

И мокрые качели у крыльца[64].

«С качелей встала. Распрямила стан…» на мелодию «Дянь-цзянчунь»:

С качелей встала. Распрямила стан.
Устало руки отвела назад.
Блестит роса повсюду на цветах,
На тонком платье бусинки блестят.

Вдруг услыхала шорох за спиной.

Скорей себя в порядок привела,
И незаметно к дому стороной, Зардевшись от смущения, пошла.

Но прежде чем калитку распахнуть,

Все ж оглянулась. Ветку на ходу
С мэй сорвала. Помедлила чуть-чуть
И – словно бы и не была в саду…[65]

Мне представляется нежная наивная девушка, с гладкими волосами, пухлыми щечками, прелестная как цветок, в ней пробуждаются чувства, закипает жажда любви, которую сложно остановить. Она лежит в своей светелке, наблюдая за деревом аквилярия за окном, встает, чтобы написать любовное письмо, и уходит во двор, поиграть с подружками в доуцао[66].

Любимая дочь чиновника могла вести комфортную жизнь и получать культурное образование – несколько тысяч лет назад в феодальном обществе это было нормально. Удивительно другое: Ли Цинчжао не стала, подобно обычным девушкам, просто учиться письму, заниматься вышиванием и ждать замужества. Она прочитала все ценные книги отца, впитанные знания позволили ей стать прекрасной не только внешне, но и внутренне. Она выстраивала ритм стихотворения с такой же легкостью, с которой играла в доуцао и качалась на качелях. Комментируя события и оценивая выдающихся исторических деятелей, Ли Цинчжао воодушевлялась и обнаруживала невероятно пылкий ум.

Смута Ань Лушаня[67] и ее подавление стали крупнейшими событиями в китайской истории, впоследствии многие давали им свою оценку. У танского поэта Юань Цзецзо есть «Ода процветанию великой Тан», которую, по его просьбе, знаменитый каллиграф Янь Чжэньцин высек на каменной стеле, это шедевр и поэзии, и каллиграфии. Чжан Вэньцянь (более известен как Чжан Лэй. – Примеч. пер.) современник Ли Цинчжао и один из «Четырех ученых мужей у ворот Су»[68], был широко известным крупным поэтом. Он написал об этой стеле:

Небеса ниспослали грозный клич,
Эта история была высечена на камне.
Вот бы кто-то принес его в мои покои,
Чтобы тотчас прозрел мой затуманенный взор.

Эти строки молва унесла в женскую половину дома, в расписные двери, Ли Цинчжао услышала их и сразу написала ответ: