Взгляд василиска

Разговор этот состоялся как раз без пяти минут девять, так что Караваеву вполне хватило времени, чтобы припарковать машину дойти пешком до пивной и с «12-м ударом курантов» войти в зал, чтобы сразу же увидеть сидящего за столиком у дальней стены Реутова.

4.

Выглядел Вадим, как ни странно, вполне нормально. Ну не выбрит. Так дело к ночи, а он, если память Караваеву не изменяла, и раньше успевал к вечеру зарасти как иной кто за двое суток. И глаза усталые, но в положении Реутова это сущие пустяки. Просто Илью это несколько удивило. Допустим, тридцать лет назад, на фронте, это оказалось бы самое то, что он от Вадима и ожидал. Однако если Вадик рассказал ему позавчера правду, и действительно давным-давно ведет жизнь мирного обывателя, то и выглядеть, по идее, после всего, что на него свалилось, должен несколько иначе. Впрочем, он и на дачке той в Карелии неплохо выглядел, так что спешить с выводами Караваев не стал. Подошел к столу, поздоровался со вставшим на встречу Реутовым за руку, бросил подошедшему официанту — «Повторить!» — обозначив кивком головы в сторону уже стоящей на столе литровой кружки, что именно следует повторить, и сел на стул так, чтобы видеть и собеседника, и зал.

— Извини, — сказал Реутов и потянулся к пачке «Беломорканала», которая лежала рядом с его кружкой. — Я вчера прийти не смог.

— Стрелять много пришлось? — спросил Караваев, как о чем-то само собой разумеющемся.

— Стрелять? — удивился Вадим. — Ах да, стрелять… А ты откуда знаешь?

— Я телевизор иногда смотрю, — объяснил Илья. — И если диктор говорит о вооруженном инциденте, в котором был замешан известный нам с тобой генерал, то сам понимаешь.

— Понимаю. — Реутов закурил наконец свою папироску, казавшуюся в его лапище совсем никакой, игрушечной какой-то, как будто взрослый дядька взялся пить чай из чашки от кукольного сервиза, и посмотрел сквозь сизый дымок на Караваева. — Марик, я, извини, позавчера тебя от удивления так и не спросил, а ты чем теперь занимаешься? В смысле, у тебя какое звание?

— Звание? — Караваев возможность и даже обязательность такого вопроса, разумеется, предполагал, но так и не решил, на самом деле, какой из возможных вариантов ответа предпочтителен в сложившейся ситуации. — Я, Вадик, из армии ушел в мае шестьдесят третьего. Вышел в отставку «по семейным обстоятельствам». А звание у меня на тот момент было аккурат, как у тебя. Войсковой старшина, стало быть.

— А сейчас?

— А сейчас… Сейчас я вышел в отставку окончательно. Женился и приехал в Петров, чтобы здесь поселиться. — Это был один из вариантов ответа, тот, в котором врать приходилось меньше всего, но и правды, такой, как она есть, раскрывать не требовалось. — Послушай, Вадик, — сказал он, видя, что ответ его пока вызывает у собеседника больше вопросов, чем следует, ожидая при том получить на них правдивые ответы. — Я из каганата уехал еще в 65-м и, считай, с тех пор больше сюда не возвращался. Жил за границей, в разных странах, воевал. — Илья посмотрел на Реутова с выражением «ну ты ведь все понимаешь, не так ли?» и кивнул, подтверждая правильность мелькнувшей в глазах Вадима догадки, какой бы та ни была. — Занимался я разными вещами, но ни к империи, ни к ее армии это отношения не имеет. И вообще ни к кому конкретно, если иметь в виду государства и их институты. Где-то так.

— Понятно, — протянул Вадим, хотя, наверняка, ничего из этого объяснения не понял, а если и понял, то, скорее всего, совсем не так, как обстояло на самом деле. — А я, грешным делом, надеялся, что ты в строю…

— Рассказывай, — предложил Илья, получивший наконец свое пиво. — Возможно, я тебе чем-нибудь смогу помочь.

— Ты мне уже помог, — невесело усмехнулся в ответ Вадим. — А я твой револьвер в Новгороде посеял.

Его это явно тревожило, и он это от Караваева не скрыл.

— Ерунда, — махнул рукой Илья. — «Испанец» за мной не числился, так что забудь. Ты вот только что учти. Верить ты мне не обязан. В конце концов, мы с тобой последний раз виделись двадцать девять лет назад. Люди, бывает, и быстрее меняются, но, если на слово поверишь, то можешь быть уверен. К кому-кому, а к тебе я не изменился. Если не смогу помочь, то так и скажу, но предавать не стану. Но это, разумеется, слова. У кого это было, «Слова, слова…»?

— Не помню, — неожиданно улыбнулся Реутов. — Но что-то знакомое. Может быть, Шекспир?

5.

Илья взглянул на шалтер[60] сотового телефона — 10.23 — и, проводив взглядом Вадима, пошел к своей машине. По идее, спешить было некуда. Он ведь сказал Зое, «часов в одиннадцать», а не в одиннадцать ноль-ноль. Однако сердце выстукивало сейчас какую-то, казалось, благополучно забытую, но тем не менее вполне узнаваемую мелодию не то, что в ритме анданте моссо[61] или, скажем, аллегро[62], а как бы даже не в «виво, виваче»[63]. Где-то так.

«Хорошо хоть не престо[64]…» — Организм, положительно, творил, что хотел. Или это душа вразнос пошла?