Взгляд василиска

— В литературе, — сказал он через минуту, — отмечено несколько подобных случаев, однако везде речь идет о природной регенерации, которая, если судить по наличию шрамов на теле, в вашем случае должна быть исключена. Тут уж или — или. Или регенерация, но тогда везде, или нет. А избирательная регенерация тканей это, согласитесь, нонсенс.

— Согласен, — кивнул Вадим. — Я, знаете ли, Пауль Леонардович, этот вопрос для себя именно так и определил.

— Не сомневаюсь, — в свою очередь, кивнул Эккерт. — Но тогда volens-nolens[71] нам остается предположить лишь то, что к вам была применена некая нетрадиционная терапия, что как будто согласуется с фактом изъятия из госпиталя.

«Нетрадиционная терапия?» — записал Эккерт в блокноте и снова поднял взгляд на Реутова.

— Если позволите, — сказал он ровным голосом. — Свои предположения я изложу несколько позже. А пока, второй вопрос. Ваше общее состояние на момент поступления в госпиталь.

— Совершенно верно, — согласился Вадим, начавший испытывать раздражение от чугунной основательности Эккерта, тем более что его тревожило душевное состояние Полины, которая сидела в кресле, напряженная и бледная настолько, что Реутов опасался, как бы она от всех этих неаппетитных подробностей сознание не потеряла.

— Тут все еще хуже, — продолжил между тем развивать свою мысль профессор Эккерт. — Мы не знаем и не можем знать истинных масштабов поражений, нанесенных вам осколками мины и пулями. Если допустить, что доктор Зинченко был при исполнении своих обязанностей небрежен, то ранения эти и вовсе могут оказаться легкими.

— Позвоночник, — счел необходимым напомнить Вадим.

— А если это были всего лишь поверхностные ранения? — возразил старик. — Вы же сами говорили, что провели в госпиталях больше года. Контузия, ушиб позвоночника, поверхностное нарушение кожного покрова с большой кровопотерей… За год вполне можно компенсировать. Что же касается остальных внутренних повреждений, то о них мы и вовсе можем судить только на основании записей доктора Зинченко, не так ли?

— Так, — вынужден был согласиться Реутов. А что ему еще оставалось делать? В логике Эккерту не откажешь. Однако, положа руку на сердце, в такое объяснение произошедшего с ним Вадим не верил.

Но Эккерт готов был допустить и другой вариант.

— Однако, — сказал он своим надтреснутым стариковским голосом, — если Николай Евграфович говорит, что доктор Зинченко являлся опытным хирургом, нам придется принять данную им оценку вашего состояния, как медицинский факт. Что из этого следует? Во-первых, снова приходят в голову два самых простых объяснения. Первое, раны были все же не столь тяжелыми, как показалось хирургу при первичном осмотре, и за год интенсивной терапии врачам удалось с этим справиться. Или, скажем, ваш организм сам по себе обладает высокой, возможно даже, необычайно высокой способностью к самовосстановлению. Такие случаи медицине известны, и ваша нынешняя явно хорошая физическая форма это как будто подтверждает. Вы ведь сами мне только что рассказали, что плаваете и бегаете, как молодой.

— Да, пожалуй, — пожал плечами Реутов.

— Тут слабое звено, коллега, один лишь ваш позвоночник. — Эккерт поставил в своих записях галочку и написал рядом с ней одно только слово, «позвоночник».

— Да, — согласился Вадим. — Позвоночник это да.

— Если, конечно, имело место его поражение, — поднял взгляд Эккерт.

— Вы правы, — кивнул Реутов.

— Скажите, Вадим Борисович, — неожиданно спросил Эккерт. — А что было написано в той справке, с которой вы выписались из госпиталя? И в каком именно госпитале вы были?

— Госпиталь? — переспросил Реутов, с удивлением обнаружив, что, во-первых, вопрос этот в своих размышлениях полностью опустил, а, во-вторых, ничего об этом не помнит.

— Не помните, — неожиданно усмехнулся старик. — Очень у вас интересная амнезия, Вадим Борисович. Очень!

— Госпиталь был где-то на Урале, — неуверенно сказал Реутов, уже успевший осознать, что отчетливо помнит только последний день пребывания в госпитале, сборы, беседу с врачом… Следующее, что он помнил, было купе поезда, в котором он ехал в Новгород. — А справка… Что в ней было, убей бог, не помню. Она в шестьдесят шестом пропала вместе с моей медицинской карточкой.

— Вот как! — Казалось, Эккерт этому сообщению даже обрадовался. — И при каких же обстоятельствах это произошло?

— Ремонт в университетской поликлинике делали и потеряли.

— А инвалидность?

— Какая инвалидность?

— То есть, инвалидность вам не определили?

— Нет, — Реутов был не просто удивлен, он был ошеломлен. В самом деле, раненый офицер, который провел в госпиталях — Каких? — больше года, и едва стоит на ногах, да и то при помощи костылей, приезжает в Новгород и…

«Должны были, по идее, определить инвалидность и пенсию выдать… Но я ведь был убит!»

— Не было инвалидности, — сказал он вслух. — И пенсии тоже.

— Естественно, — кивнул старик. — Какая же пенсия покойнику? Это же ведь надо было через Военное Министерство проводить, а там вы числились «павшим на поле брани».