— Есть, но вы должны понимать, Спиридон Макарович, что они могут означать для вас лично. — Дипломатично ответил Реутов, возвращая генералу недвусмысленный взгляд.
— Ну, мать ее, уж не знаю, к счастью или к несчастью, до этого дня не дожила, — не опуская внимательных глаз, тихо но твердо произнес Шуг. А я человек военный, Вадим, так что, понимаю и принимаю. Мертвые сраму не имут… Но и забот у них нет.
— Тогда, к делу, — Реутов, не спрашивая разрешения, закурил и приготовился выложить генералу свой план. Не весь, разумеется — настолько далеко Вадим заходить не предполагал, даже имея в виду их почти родственные отношения и давнее знакомство, но ту часть своей идеи, которая требовала непосредственного участия казаков и флотских, он раскрыть перед Шугом был обязан. Однако сразу перейти к делу не удалось.
— Постой, — остановил его Шуг. — Пара минут у нас есть. Когда все закончится… Ну, ты понимаешь. В общем, не сочти за труд: помести где-нибудь в центральной германской газете объявление. Текст любой, только чтобы было слово «Пальмира». Сделаешь? — в глазах генерала читалась такая надежда, что отказать было — грех, но, с другой стороны, знает один…
— Надеюсь, вы понимаете, о чем просите.
— Понимаю, — кивнул Шуг. — Газеты буду просматривать сам, мне их все равно каждое утро приносят, а перестанут приносить… — он усмехнулся, но без горечи: знал на что подписывается, когда начинал «маневры». — Перестанут приносить, сам буду покупать. Никто не удивится: я их уже много лет по утрам читаю. Привык.
— Панихида, похороны, памятник… — Вадиму совершенно не хотелось говорить на эту тему, но сантиментам в таком деле не место.
— Все будет, полковник! — Заверил его Шуг, в глазах которого совершенно неожиданно появились веселые искорки. — И плакать буду, и поминки справлю, и ходить на кладбище, как на работу, буду. Сохрани девку, Вадик! — Сказал он, снова становясь серьезным. — Что там у нас с ее матерью не срослось, это только наше дело — покойницы и мое, — но родная кровь не вода, а я Полю так люблю, что… Можешь не верить, конечно. Твое право… Но я еще позавчера решил, если другого выхода не будет, залью Петров кровью, а дальше хоть трава не расти!
«Этот может, — решил Вадим, глядя в налившиеся бешеной кровью глаза генерала. — Вполне может…»
— Верю, — Реутов услышал шаги Полины — «Быстро она!» — и, совершенно успокоившись, кивнул. — В «Венишер цайтунг» или «Дие Прессе». «Пальмира».
Покинув конспиративную квартиру, они к своей машине, однако не вернулись. «Итилю» предстояло еще немного постоять где стоит и, разумеется, отнюдь не в одиночестве. Люди из разведуправления БФ обещали «присмотреть» за машиной на предмет внезапного и немотивированного интереса к этому именно автомобилю со стороны… ну, скажем, «воображаемых конкурентов», кто бы это ни был на самом деле. А Реутов и Полина в половине пятого оказались уже на Почтамтской улице.
— Здесь, — сказал Реутов, тронув водителя «Воеводы» за плечо. — Нас не ждите. Мы сами доберемся. Спасибо.
— Не за что, — пожал плечами шофер. — Наше дело баранку крутить. Вам решать. А вещи?
— Вещи мы возьмем, — улыбнулся Вадим и, выйдя под непрекращающийся дождь, достал из багажника два здоровых и довольно тяжелых баула — подарок тестя. — И еще раз спасибо.
«Воевода» тронулся и почти сразу же исчез в серой мути, в которую превратил вечерний воздух унылый, типично петровский дождь.
— Зачем мы здесь? — спросила Полина, когда они остались одни.
— Гипотезу одну надо проверить, — неопределенно ответил Реутов. Ему и самому было противно. Таиться и скрытничать… И от кого? Но выхода не было, приходилось хитрить.
— Ты вот что, Поля, — сказал он, чтобы «не вдаваться в подробности». — Останови извозчика, загрузи вещи в багажник и жди меня в конце улицы. Я только заскочу на минуту на Главпочтамт и мигом к тебе.
— От кого хоть письмо? — подняла мокрую бровь Полина.
— Не знаю, — покачал головой Вадим. — Честно. Скорее всего, и нет там никакого письма… А может быть и есть… Или это вообще посылка. Не знаю. Потом расскажу.
«Если расскажу…» — он кивнул Полине и заспешил к зданию Главпочтамта, оставив девушку, выполнять его нехитрые инструкции и строить гипотезы. А гипотеза… Впрочем, это он только Полине сказал про гипотезу, потому что к области предположений то, что крутилось в его несчастной голове, никакого отношения не имело. Это было знание, вот в чем дело. И знание это было верным, потому что существовало и письмо, за которым он теперь шел, и посылка дожидалась своей очереди, но, разумеется, не здесь, не на петровском Главпочтамте.