Взгляд василиска

Рядом с их столиком соляным столбом стоял совершенно обалдевший от последних реплик официант.

6.

Петров, Русский каганат, 5 октября 1991 года

«Ну вот, собственно, и все», — Марк встал из-за стола и, потянувшись, подошел к окну. Отдернув штору, он с минуту просто стоял, изображая из себя идеальную мишень для снайпера, и смотрел в ночь. Он ничего не искал, просто стоял и смотрел, неторопливо перебирал в памяти последние детали предстоящего дела, которые одни только его сейчас и занимали. Впрочем, случись на улице что-нибудь примечательное, Греч наверняка заметил бы. Он не был рассеян, и усталым себя не чувствовал. Напротив, был сосредоточен и собран, как «в лучшие времена».

«Впрочем, и эти не худшие», — отстраненно прокомментировал он случайную мысль и, подведя итог «аудиторской проверке», закрыл тему, но от окна не отошел. Разумеется, ничего особенного там не происходило, и произойти не могло: эту квартиру если и обнаружат, то уж точно не сегодня и даже не завтра. Но все, что могло произойти здесь послезавтра, Марка уже не касалось. Он даже следы своего пребывания мог бы не уничтожать, но это, пожалуй, был бы перебор.

Дождь прекратился, но асфальт еще не просох, и электрические огни множились в своих отражениях, превращая обычную ночь в обычном, в общем-то, городе в какую-то сказочную феерию.

«Моцарт, — решил Греч. — Волшебная флейта».

Он вернулся к столу и, быстро пробежавшись пальцами по клавиатуре терминала, нашел запись оперы, сделанную несколько лет назад в «Ла Скала». Это исполнение нравилось Марку даже больше того, что являлось для него эталоном на протяжении предыдущих двадцати лет.

«Вена… — Греч вспомнил сейчас ту постановку. — Шестьдесят девятый…»

Купеческий блеск Венской оперы, седой сухонький Минц за дирижерским пультом, и голоса — дивные голоса…

Нас блаженство ожидает…
Наш союз благословит… [158]

— Наш союз. — Повторил Греч за Папагено и вдруг осознал то, что подспудно понимал уже несколько дней кряду: личное счастье — свое, но, прежде всего, твоей любимой женщины — ничуть не меньшая ценность, чем построение утопии. И убить врага, чтобы защитить Зою или спасти Вадима — это мужской долг, и долг этот гораздо древнее и основательнее, так сказать, обязательств перед «племенем», бросивших однажды их с Реутовым в огонь истребительной войны, или фанатичной веры в коммунизм, из-за которой сам Греч стал тем, чем он стал.

Между тем, погружение в музыку, заполнившую все пространство вокруг и внутри него, окончательно успокоило Марка, но притом именно так, как и следовало. Это не было холодное и тяжелое равнодушие машины, но, напротив, это было легкое и уверенное спокойствие разумного и не лишенного эмоций человека, находящегося в ладу со своей совестью и в полной гармонии с миром, в котором предстояло жить или умереть. Замечательное состояние, если по совести. Правильное.

Марк сходил на кухню. Сварил еще одну — последнюю здесь и сейчас, а, может быть, и на самом деле последнюю — порцию крепкого кофе, налил в стакан чуть-чуть ирландского мальта (чисто символически и для вкуса, а не ради опьянения) и, вернувшись в комнату, сел перед монитором. Чувство времени не обмануло и на этот раз: не прошло и минуты, как тихонько тренькнул «звоночек» электронной почты — «Поступило новое сообщение».

«Новое», — согласился Греч, открывая страницу. Было 2:11 ночи — самое время для первой реакции.

«Лесной пожар», — написал отправитель, обозначенный латинской литерой «N».

— Ну вот, собственно и все, — повторил Марк свою прежнюю мысль, произнеся ее на этот раз вслух. — Теперь уже точно все. — И, запустив программу уничтожения информации, встал из-за стола.

Музыка смолкла: смертельный вирус, впрыснутый в операционную систему терминала, не знал пощады. Однако на самом деле никуда музыка не исчезла. Она осталась там, где уже успела поселиться — в его душе. Там и будет теперь жить…

«Пока моя душа со мной…» — Марк поправил галстук, надел пиджак, висевший на спинке стула, проверил оружие, документы и телефон и, убедившись, что все на месте, открыл лежащий на обеденном столе чемодан и активировал часовой механизм. Через три часа в покинутой навсегда квартире прогремит взрыв и начнется пожар. К тому времени, когда удастся справиться с огнем, здесь не останется никаких следов его пребывания. Впрочем, тщательный опрос свидетелей, который, разумеется, возьмет время, позволит следователям прокуратуры составить вполне убедительный словесный портрет Греча. Да и «пальчики» найдут, куда же без «пальчиков»! Внутри холодильника, на почтовом ящике, еще кое-где… Кретины будут, если не найдут.

«Найдут», — он накинул плащ и, не выключая свет, вышел из дома — Найдут и проследят… до последней черты».

7.