Взгляд василиска

   Сие есть змей зело грозный. Перемещается с быстротою молнии, а из пасти его постоянно пар горячий извергается. Ежели укусит, человек распухает страшно и заживо гниет.

   Бестиарий Сапковского

   Петров, Русский каганат, 29 сентября 1991 года.

   1.

   Что уж там это было такое, каллокаин этот, Реутов, разумеется, не знал. И даже спрашивать не стал. Греч, судя по всему, в таких делах разбирался лучше, а Вадиму и знать, если честно, не хотелось. Однако как он и ожидал, зелье это тоже было той еще панацеей. Вернее, так. Не панацея, потому что не лекарство. Но и не волшебная палочка. Не золотой ключик от дверки, за которой сложены все секреты жандармского майора. Где-то так.

   Разумеется, Кабаров заговорил. И не просто заговорил - "запел". Его буквально несло, так что, казалось бы, всех дел, только слушать поющего бесконечную песню акына Кабарова, да вопросы, наводящие время от времени задавать. Но это только казалось. Чудес на свете не бывает, и вытянуть из майора требуемую информацию оказалось совсем не просто. Вообще, как выяснилось, допрос с применением химии - это искусство, которым Греч, возможно, и владел, но и жандарм был тот еще фрукт. Он ведь знал, что ему впрыснули. Был готов и, судя по всему, как мог действию зелья сопротивлялся. Он даже стихи им читать пробовал, и цитировал устав караульной службы, вызубренный, надо полагать, наизусть еще в кадетской юности. Так что, за два часа допроса всего и узнали, что имя полковника и его примерный адрес. Тоже не мало, потому что об остальном в их положении следовало забыть. Ни времени, ни возможности, сделать все, если и не по правилам, то хотя бы по уму, у них просто не было. Другое дело, что наблюдение за допросом навело Реутова на мысли о самом себе. Ему ведь тоже что-то такое кололи, знать бы еще, о чем при этом спрашивали! Но тайна сия пока так тайной и оставалась. Разве что полковник ...

   - Половина пятого, - задумчиво сказал Греч, опрокинув в рот очередную порцию "Карши". - В принципе, не поздно еще ...

   - Я за, - сразу же согласился Реутов, гася в импровизированной пепельнице очередную папиросу.

   - Не люблю я импровизаций, - Марик посмотрел на пустой стаканчик, потом на бутылку и покачал головой. - Эк, мы с тобой, друже ...

   - Что тебя беспокоит? - Спросил Вадим.

   - Не люблю, когда меня заставляют торопиться, - объяснил Греч. - Но с другой стороны, и выхода не вижу. У меня, как ты понял, форс мажор образовался. Придется сегодня пожар тушить... Но и полковника твоего так просто отпускать не хочется. Он ведь как только про Кабарова узнает, сразу же на "казарменное положение" перейдет.

   - Рискнем? - Предложил Вадим, которому и самому не слишком хотелось сейчас спешить. Поспешишь, людей насмешишь, не так ли?

   "Так, - кивнул он мысленно головой. - Да, не так, потому что как бы этот "смех" нам кровью не вышел".

   Но и он, на самом деле, понимал, что, если не сейчас, то, возможно, уже никогда. Этой ночью, ему впервые за все время гона удалось перехватить инициативу, но что случится завтра? И Давида, как назло, он услал в Итиль ...

   - Рискнем? - Спросил он.

   - А что нам остается? - Пожал плечами Греч. - Бери оружие, и поехали. "Авось" ведь тоже еще никто не отменил.

   2.

   "Интересные дела... " - Вадим сам не верил, что такое может случиться на самом деле, но факт. Или и впрямь кто-то на небесах забыл отключить пресловутое русское "авось", или сегодня был объявлен великий "день дураков", которым, как известно, везет, или ему, Реутову, начали подыгрывать такие силы, которые по иудейской традиции по имени не называют.

   Они приехали на Кронверкскую перспективу в 5.10 утра и заняли позицию среди деревьев Владимирского парка, откуда хорошо были видны те четыре особняка, в одном из которых, по словам Кабарова, возможно, проживал полковник Рутберг. На сколько удалось понять из витиеватых - с многочисленными отступлениями, перемежающимися то строками из Пушкина, то отрывками из Корана - объясненийжандармского майора, с Моисеем Ароновичем Рутбергом того связывали некие сложные, впрочем, так и оставшиеся не озвученными, отношения зависимости, связанные с еще менее проясненными обстоятельствами кабаровского прошлого. При этом, ни того, где точно служил полковник, ни того, какое звание он носил на самом деле, Кабаров, похоже, действительно не знал. Впрочем, создавалось впечатление, что боится он Рутберга не по-детски, и что возможностями таинственный Моисей Аронович обладает просто нечеловеческими. Однако один реальный факт - если не считать, разумеется, имени полковника, которое могло быть и вымышленным - майор все-таки сообщил. Пару раз он встречался с Рутбергом на Кронверкской перспективе, недалеко от дома балерины Лисневицкой, и полагал, что и полковник проживает в одном из близлежащих старинных особняков.