— Подорвался на минах во время очередного выхода.
— А Макаров?
— Спасенных почти нет. Макаров, Верещагин, великий князь Кирилл…
— Он тоже?
— Спасено, не более полусотни человек, включая Бориса Владимировича.
— А он то, как там оказался?
— В гостях у брата был…
— Вашскобродие, — почтительно перебил их матрос-посыльный, — так что их превосходительство просят их благородие к себе.
— Ступайте, Лев Константинович, — печально сказал мичману Алеша, — мы с вами после договорим.
Несчастье, свалившееся на людей сначала переживших трудный бой, а затем проделавших тяжелый и опасный переход оказалось слишком велико. Потрясенные моряки сначала просто не поверили своим ушам, а затем в едином порыве без команды обнажили головы. Одни крестились, другие рыдали, но большинство, стиснув зубы угрюмо молчали. Великий князь, волею судьбы, ставший командиром броненосца, немного растерянно оглядел своих подчиненных и остановился глазами на вездесущем Архипыче. В глазах старика застыла скорбь, но, вместе с тем, одновременно разгорался какой-то внутренний огонь. Руки, сжатые в кулаки так, что побелели костяшки пальцев, казалось, готовы были вцепиться в горло коварному врагу. Поблекший от времени георгиевский крестик на груди старого матроса вдруг нестерпимо засиял на весеннем солнышке, и внутри Алеши сами собой родились нужные слова.
— Мы отомстим! — немного хриплым голосом сказал он, обращаясь к стоящим вокруг матросам и офицерам. — За каждого нашего товарища, за Макарова, за Вирениуса, Михеева… за погибших на «Петропавловске» и «Донском» — за всех! Вчера мы победили их в Восточно-Китайском море. Их было больше, и они были сильнее, но мы победили! Сегодня мы пришли в Порт-Артур и соединились с нашими товарищами. Все было против нас, но мы смогли!