Взгляд василиска

После начала войны занятия в гимназии стали нерегулярны, а затем и вовсе прекратились. Большинство учеников были отправлены родителями в Россию к родственникам, и так случилось, что Сережа Егоров остался совершенно без приятелей. Сидеть дома было невыносимо скучно, и мальчик частенько под каким-нибудь благовидным предлогом старался из него улизнуть. Разумеется, впоследствии это грозило неминуемым наказанием, но в Порт-Артуре было столько всего интересного! К примеру, сегодня над Ляотешанем был поднят настоящий воздушный шар. К тому же японские броненосцы снова подвергли гавань обстрелу из своих дальнобойных пушек. Они уже неоднократно так делали, совершенно безнаказанно кидая тяжелые снаряды, которые все почему-то называли чемоданами, и старались попасть по русским кораблям. Однако сегодня их ждал сюрприз: как только они начали обстрел, им немедленно ответила русская эскадра. Огонь вели «Победа», «Полтава», «Севастополь» и, из одной башни, «Ретвизан». Сережа очень досадовал, что у него нет бинокля, но был уверен, что коварный враг получил немало попаданий. Пока же мальчик пытался пробраться поближе к воздушному шару, чтобы рассмотреть его в подробностях, но, к своему удивлению, наткнулся на оцепление из солдат, бдительно охранявших летающее чудо.

– Шли бы вы отсюда, барчук, – нелюбезно посоветовал ему унтер, когда Сережа вздумал попросить его пропустить.

Делать было нечего, и гимназист с печальным видом поплелся домой.

– Не пыли, стрюцкий[53], не видишь, флот идет! – вывел его из апатии звонкий голос, принадлежащий пареньку, бегущему по дороге к воздушному шару.

На вид он был лишь немногим старше Сережи и, несмотря на это, одет в матросскую форму.

– Куда ты, пострел? – остановил его унтер.

Гимназист уже предвкушал, что странного мальчишку погонят прочь, так же, как и его, но к большому удивлению, тот вытянулся и четко отрапортовал:

– Так что, срочное донесение для его императорского высочества!

– Какое еще донесение?

– Велено отдать лично в руки!

– Ну, пойдем.

Увиденное так заинтриговало Сережу, что он решил остаться еще ненадолго и посмотреть, чем закончится дело. Предчувствия его не обманули, вскоре мальчик услышал непонятное тарахтение, и на дороге появился самый настоящий автомобиль! Самобеглой коляской управлял внушительного вида мужчина в кожаной куртке, с лицом, закрытым защитными очками, рядом сидел морской офицер, но самое главное, позади пристроился тот несносный мальчишка, назвавший его «стрюцким»! Но что хуже всего, когда автомобиль пронесся мимо Сережи, тот нагло усмехнулся и показал ему язык. Эта последняя выходка совершенно уничтожила нашего гимназиста, и он с печальным видом поплелся домой.

– Где ты был, Сережа?! – встретила его мать.

Обычно он придумывал какую-нибудь замысловатую историю, призванную если не оправдать его отсутствие, то хотя бы озадачить Капитолину Сергеевну. Но сегодня что-то сочинять не было ни малейшего желания, и потому он просто ответил:

– На Ляотешане.

– Что? – задохнулась от возмущения мадам Егорова. – И ты так спокойно об этом говоришь! Несносный мальчишка, ты, верно, хочешь свести свою мать в могилу!

– Капа, что ты так кричишь? – спросила входящая в квартиру сестра. – Тебя слышно даже на улице.

– Да как же мне не кричать? Ты только послушай… постой, Мила, а что на тебе за наряд?

Действительно, на Людмиле Сергеевне было надето простое коричневое платье с белым передником и нарукавниками, а на голове красовалась косынка с красным крестом.

– Нашу школу закрыли, – спокойно ответила она, – теперь там будет госпиталь, и я подала прошение, чтобы меня приняли сестрой милосердия.

– Как это сестрой милосердия? Почему…

– Капа, я все решила, и не смей меня отговаривать! Идет война, и я не могу и не хочу оставаться в стороне.

– Правильно, Мила! – закричал Сережа. – Я тоже хочу пойти служить. Я подам прошение, чтобы меня приняли на флот!

– И этот туда же, – потрясенно прошептала мадам Егорова, – вы что, сговорились и все хотите моей смерти? Вы хотите оставить меня совсем одну?

– Ну что ты, Капочка, – кинулась к ней сестра, – я вовсе не покидаю вас. Я буду часто-часто вас навещать, обещаю! К тому же ты совсем не одна, у тебя есть Ефим Иванович, Сережа…

– Который тоже собрался служить!

– Ну о чем ты говоришь, он же еще ребенок. Разумеется, его не могут взять ни на какую службу.

– А вот и могут! Я сам сегодня видел мальчика, одетого в морскую форму, и он был на службе.

– Сережа, пожалуйста, не выдумывай и не расстраивай маму.

– Но я видел!

Неизвестно, сколько бы они так препирались, но тут снова открылась дверь, и на пороге показался глава семьи. Ефим Иванович выглядел немного смущенным, и было отчего. Вместо привычной чиновничьей формы на нем мешковато висела офицерская шинель, а голову покрывала лохматая маньчжурская папаха с крестом[54]. Болтающаяся на боку шашка отнюдь не придавала коллежскому асессору воинственности, скорее наоборот.

– Видишь ли, дорогая, – промямлил он, несмело глядя на супругу, – меня некоторым образом призвали на службу.