Взгляд висельника

«Шутка?! Ты серьезно считаешь шуткой издевательства над человеком?!» – «Но я же только привела ее в парк, – попыталась оправдаться сама перед собой Влада». – «Этот парень из ролика разозлится и убьет вас всех, – продолжал издеваться внутренний голос. – Тебя в первую очередь».

Когда раздались живые голоса из прихожей, она едва не закричала от радости. Но радость сошла на нет, когда она поняла, кто в квартире. Мать вернулась не одна. Такого еще в их квартире не было. Отец ушел от них год назад, и все это время ни один мужчина не переступал порога их женской обители. Обители. Если не считать алкоголя, то с моралью у них все в порядке. Влада усмехнулась собственным мыслям, выключила компьютер и пошла знакомиться, возможно, с будущим папой.

Они сидели в зале. Мать показывала неряшливого вида мужику фотоальбом. Чужому мужику – их альбом. Где на снимках она и папа.

– О, Владочка, ты дома? – улыбнулась мама.

– Неожиданно, да? – язвительно спросила Влада, но мать, казалось, этого не заметила.

«Или исполняет перед гостем», – подумала девочка.

– Иди к нам, дочка. Мы как раз до твоих детских снимков дошли.

Влада прошлась по комнате. Оценивающе посмотрела на гостя. Всем видом показала, что оценила она его не выше жвачки, прилипшей к подошве. Присела с мужчиной рядом и протянула ему для рукопожатия свою хрупкую ладошку. Не по-девичьи, а по-мужски, с вызовом.

– Как зовут нашего нового папу?

Мать ахнула.

– Владислава!

– Да, меня зовут Владислава, – издевалась девочка.

Мужчина неловко повел плечами, но все-таки пожал руку Владе.

– Михаил.

Владка заметила, как он наступил левой ногой на правую. Дырка, – подумала она. – На носках дырка, а он ее скрывает.

– Дядя Михаил? – девочка выдержала паузу. – Или папа Миша?

– Что ты такое говоришь, паршивка? – возмутилась Людмила Андреевна.

– Па-па Ми-ша, – произнесла по слогам девочка, будто пробуя на вкус это словосочетание. – По-моему, здорово, а?

– Перестань паясничать! И иди в свою комнату! Сейчас же!

– Да, мамочка, как скажешь.

Влада встала и пошла к двери. Остановилась и, повернувшись к гостю, сказала:

– У нас тут гармония. Кстати, а вы не уйдете к шлюхе помоложе?

– Выйди вон! – Людмила Андреевна вытолкнула дочку за дверь.

Влада с чувством выполненного долга пошла к себе в комнату. На лице играла блаженная улыбка, но в душе скребли кошки. Владке очень хотелось плакать.

* * *

Возвращаться на работу не было ни желания, ни сил. Саша заметил, как на него действуют собственные переживания. Слабость и головные боли. И так после каждой встряски. Скажи ему кто-нибудь еще лет семь назад, что он, как семидесятилетняя бабушка, будет сидеть с тонометром после каждой встряски, он бы поколотил придурка. В тридцать семь лет мерить давление и охать он считал делом постыдным. Но причину этого он видел в поведении жены. Он переживал за сына, переживал на работе и переживал за Лиду. Конечно, не за саму Лиду, а за их отношения, зашедшие в тупик. В общем, поводов для самоистязания было полно, и он их все использовал.

Александр приготовил омлет и салат из огурцов и помидоров. Поставил чайник на плиту и позвал сына. Он уже не злился на него. Саша был вспыльчив, но отходил практически сразу же. То есть, конечно же, обидные слова успевали выскочить из его рта, и поэтому потом приходилось извиняться. Неловкий момент, чертовски неловкий, но после извинений он чувствовал себя лучше. Будто груз сбрасывал с плеч.

Сергей вошел в кухню и на удивление отца не пошел обедать к себе в комнату. Он сел за стол, взял вилку и посмотрел на Александра.

– Пап, а ты чего не ешь?

– А? Да, я сейчас.

Саша как-то суетливо присел, взял вилку и снова положил.

– Не могу я так!

Сережа поднял на него взгляд.

– Сынок, ты это…

– Пап, я знаю и не обижаюсь.

– …я очень за тебя волнуюсь, поэтому и… – говорил Истомин, но когда услышал «я не обижаюсь», замолчал.

– Я знаю, – повторил Сережа и принялся за омлет.

– Правда? – недоверчиво спросил Александр. – Ты же знаешь, я тебя очень люблю.

– Я знаю, – терпеливо повторил ребенок.

Его ребенок. Он очень повзрослел. В такие моменты, после гребаных собственных извинений, когда сын вел себя не как капризный подросток, на Истомина накатывала волна ласки и любви. Ему хотелось обнять сына, поцеловать. Он бы так непременно и делал, но все чаще Сережа выказывал недовольство этими «сопливыми обжималками». Да, он так это и называл: «сопливые обжималки».

– Спасибо, пап.

Александр очнулся. Он так и не притронулся к омлету. Сережа вымыл тарелку и поставил на полку для сушки.

– Наелся?

– Да, спасибо.

– Как дела в школе?

– Все нормально.

Еще год назад он был уверен, что ответ сына «все нормально» ничего другого и не значит, как то, что у Сережи действительно все нормально. Сейчас он сомневался.

– Расскажи, – просто предложил Саша и уже готов был услышать: «Пап, не начинай, а». Но Сережа потоптался у двери, потом подошел к столу и присел напротив отца.

– Есть кое-что, – начал он.

* * *