Взгляды

Славянофилы верили в народ, в народную правду, и народ был для них, прежде всего, мужики, сохранившие православную веру и национальный уклад жизни". (Н. Бердяев, "Истоки и смысл русского коммунизма").

Оглядываясь назад, на споры 130–140 летней давности между западниками и славянофилами, повторенные разногласиями между марксистами и народниками в конце ХIХ-го – начале XX веков, мне хочется с особой силой подчеркнуть, что история развития России после аграрной реформы 1861 года и особенно после столыпинской аграрной реформы 1906 года, пошла не по особому славянофильскому и народническому пути, а по пути, предсказанному русскими демократами ХIХ-го века и марксистами. Это с предельной точностью было исследовано на большом историческом и статистическом материале Туган-Барановским в его книге "Русская фабрика в ее прошлом и настоящем", Лениным в книге "Развитие капитализма в России" и Н. Бердяевым в книге "Истоки и смысл русского коммунизма".

Особый путь России, предсказанный славянофилами и народниками, в жизни не состоялся. Россия гигантскими шагами двинулась догонять Западную Европу по капиталистическому пути и не только в городе, но и в деревне, в которой с колоссальной быстротой шел процесс классовой дифференциации. Утверждения славянофилов ранее и Солженицына теперь, что в России не было классовой борьбы, также опровергнуты фактами великих крестьянских бунтов в прошлом, а в начале века – волнениями и стачками рабочих.

Да и что было бы с Россией, если бы славянофилам удалось задержать ее развитие и оставить русский народ в состоянии неподвижности, а западноевропейские страны, США и Япония продолжали бы свой путь, как это было в действительности в истекшие 130 лет? Ясно, что Россия в этом случае превратилась бы в объект для колониальной добычи капиталистических стран.

Что было бы с русской деревней, если бы она продолжала оставаться в патриархальной неподвижности, в то время как в передовых странах был бы достигнут современный уровень производительности труда? В экономическом отношении русская деревня ничем не отличалась бы от современной индийской, южно-американской, или африканской деревни.

Хочется вспомнить слова Г.В. Плеханова, сказанные им по поводу споров Чернышевского со славянофилами о русской самобытности:

"У нас нет никакого основания хвастаться нашей самобытностью, сводящейся к страшной отсталости. За Чернышевским навсегда останется заслуга борьбы с нашим хвастовством, откуда бы она ни исходила.

В существовании и развитии капитализма, – писал Г.В. Плеханов, славянофилы видели одно только зло, не замечая его революционной стороны… Идеализируя народ, они идеализировали не ту особенность развития, которая заключается в нем благодаря его общественно-экономическому развитию, а весь тот характер, который он имеет в настоящее время". (Г.В. Плеханов "В.Г. Белинский" (речь, 1898 год)).

Вот и сейчас, желая восстановить в народе его характер, Солженицын ищет решение этого вопроса не на путях прогресса, а путем возврата к прежним условиям жизни, хотя бы на просторах Сибири.

Солженицын отвергает насилие большевиков, как явление, чуждое русскому народу, навязанное ему извне, больше того, как осуществленное не русскими руками, а пришлыми элементами: австрийцами, мадьярами, латышами, евреями, китайцами и другими народами. Формы, которые приняло насилие коммунистов, чужды русскому характеру, в основе своей справедливому и религиозному. Совершенно иначе, чем Солженицын, толкует вопрос о русской революции Н. Бердяев в своей книге: "Истоки и смысл русского коммунизма".

"…Русские революционеры в прошлом, – пишет он, – всегда были тотальны. Революция была для них религией и философией, а не только борьбой, связанной с социальной и политической стороной жизни. И должен был выработаться русский марксизм, соответствующий этому революционному типу и этому революционному тоталитарному инстинкту. Это – Ленин и большевики. Большевики и определили себя единственным ортодоксальным, то есть тоталитарным, интегральным марксизмом, не допускающим дробления марксистского миросозерцания и принятия лишь его отдельных частей.

Этот "ортодоксальный марксизм", который в действительности был по-русски трансформированным марксизмом, воспринял, прежде всего, не детерминистическую, эволюционную, научную сторону марксизма, а его мессианскую, мифотворческую, религиозную сторону, допускающую экзальтацию революционной воли, выдвигающую на первый план революционную борьбу пролетариата, руководимую организованным меньшинством, вдохновленным сознательной пролетарской идеей. И Ленин доказал на практике, что это возможно.