Взгляды

Чрезвычайно характерным и опасным является многолетнее, нарастающее отставание от передовых стран Запада в производстве сельскохозяйственной продукции. Здесь надо подчеркнуть, что сельское хозяйство СССР отстает от сельского хозяйства именно индустриальных стран, так что пытаться объяснить это индустриализацией, по меньшей мере, нелепо. Из всех развитых стран только Япония вынуждена в больших размерах импортировать сырье и некоторые продукты питания, но это объясняется ограниченностью ее территории и бедностью естественных ресурсов. СССР же обладает гигантскими посевными площадями и огромными запасами естественных богатств. Чем же объяснить, что из страны, экспортирующей сельскохозяйственную продукцию, Советский Союз превратился в страну, зависящую от ввоза из США зерна и других сельскохозяйственных продуктов?

Ничем иным, как политикой Сталина: его дикими методами коллективизации, уничтожением идейных и квалифицированных кадров, консерватизмом и инертностью партийной бюрократии, распоряжавшейся по своему усмотрению наукой, культурой, производством. К тому же, боясь проникновения правдивой информации, сталинский аппарат резко ограничил внешние связи — особенно ученых и деятелей культуры. Наука же, по самой природе, не терпит ни тоталитарной команды, ни изоляции. Неисчислим вред, который причинило и причиняет советской науке сталинское командование, в том числе некомпетентное вмешательство лично Сталина в область науки (вспомним невежественное запрещение генетики и кибернетики как «буржуазно-идеалистических» теорий).

О каких же заслугах Сталина перед страной и народом может идти речь? Если бы не сталинские «ежовые рукавицы», процесс индустриализации страны и укрупнения ее сельского хозяйства шел бы нормальным, естественным путем, творческие силы трудящихся, не скованные диктаторским режимом и не отягощенные необходимостью содержать колоссальный бюрократический аппарат, показали бы действительно чудеса. Можно без преувеличения предполагать, что если бы во главе СССР после смерти Ленина не встал Сталин, наша страна по всем экономическим показателям была бы сейчас впереди на 20–25 лет. Громадные потери, которые уже понесла и продолжает нести страна от диктаторских методов управления, от нерациональной, бесхозяйственной организации труда, от внедрившихся за десятилетия и ставших привычными «липы», «туфты», обмана и самообмана, — все это результат ликвидации Сталиным начатков социалистической демократии, зарождавшихся было в стране. Только одни потери скота в ходе раскулачивания и коллективизации (от которых по сию пору не может оправиться наше животноводство) в ценностном выражении поглощают весь прирост, достигнутый промышленностью за первые годы индустриализации. А все последующее? Разорение колхозов в результате лишения колхозников стимулов к работе? Громадные потери от нерациональной организации труда, от неправильного хранения и использования материалов, сырья, оборудования, продукции? А длительное омертвление капитальных вложений в незавершенном строительстве, ввод в эксплуатацию новых предприятий с морально устаревшим оборудованием? Да мало ли — все перечислить просто невозможно. Еще хочется лишь сказать о политике в области оплаты труда — политике, как нельзя нагляднее показывающей, что социализмом у нас и не пахнет.

Не говоря уже о том, что в стране до сих пор продолжает занимать ведущее положение столь любимая Сталиным сдельщина, сдерживающая рост производительности труда, но зато создающая видимость перевыполнения норм, негоден был сам провозглашенный Сталиным принцип: «предпосылкой повышения заработной платы является повышение производительности труда». Проведение в жизнь этого «принципа» не вело к повышению производительности труда, оно лишь развращало трудящихся, толкая их к обману, припискам, снижению качества продукции.

Милован Джилас, возможно, прав, когда называет Сталина организатором новой социальной системы. Только какой? Социализмом ее, во всяком случае, не назовешь. Пожалуй, лучше многих других характеризует эту систему родная дочь Сталина, Светлана Аллилуева, в своей книге «Только один год»:

«Для меня, — писала она, — было много труднее освободиться от мифов и лжи, чем для любого сталиниста. Все, что охватывает собою этот политический термин, всегда было чуждо мне. Даже когда я узнала многое, мне еще долго представлялось, что отец сам был жертвой системы, а не ее создателем и двигателем.

НЕТ, жертвами были другие, жертвами были миллионы людей.