Взгляни на дом свой, путник!

– Правильно! – захохотал Фангер. – Теперь я понимаю, что вы все поняли. Чтобы сохранить человечество, Господь должен держать при себе евреев и Государство Израиль так долго, пока самому не надоест свой спектакль. Тогда сам Режиссер опустит занавес и закроет театр. И это будет что?

– Конец света! – вновь вскричал я.

– Правильно! Слушайте, почему вы не переезжаете сюда совсем? Вы ведь сообразительный человек. Ну, помыкаетесь первое время, может быть, и поищете потолще веревку, но потом встанете на ноги…

Вечер мы закончили в бильярдной.

Господин Фангер выиграл у меня дуплетом три шара.

Вот какие воспоминания вдруг пробудились во мне по дороге в Акко.

И кто только, кроме меня, не стремился в Акко! От крестоносцев до Бонапарта. Но если первые овладели Акко с огромным трудом, то Бонапарт во время Египетского похода превратил город в опорный пункт обороны против Сирии…

Я же въехал в Акко без каких-либо сложностей, всего лишь за четыре шекеля, уплетая апельсин и озабоченный лишь тем, куда девать кожуру. Благо сидящая рядом монашка поднялась с места и, шагнув к водителю, опустила банку из-под сока в специальный ящик. Последовав ее примеру, я успокоился, продолжая лицезреть места, по которым не раз маршировали воины фараонов, турецкие янычары и многие иные знаменитые воинства былого.

После столпотворения автовокзала Хайфы местный казался тихим приютом. Поглазев на витрины привокзальных лавчонок, я отправился в город на розыск приятеля, ленинградского писателя В. Т., который приехал в Акко с милой молодой женой Ольгой. И в основном подлечить сердце по настоянию ленинградских врачей. Я готовился к тому, что увижу сейчас хмурого подавленного человека, а встретил ироничного, по-хасидски лукавого бородача. И стан как-то выпрямился, и глаза блестели. В своей жокейской кепке с длинным козырьком приятель напоминал мне американского фермера.

– Ну молодец, ну симулянт! – Я тряс его прохладную руку. – Это ты должен был меня навещать, а не я тебя.

– Мы оба тут должны навещать друг друга, – со значением ответил приятель. – Рад приветствовать тебя в Акко!

Мы не часто виделись в Ленинграде, даже редко виделись. Приятель «воскрешал» в художественной форме исторические легенды, и делал это ловко и увлекательно.

– Представляю, какой ты получаешь кайф, живя сейчас в Акко.

– О да! – кивнул он. – Верно сказал, именно кайф. Жить в городе, который досчитывает четвертое тысячелетие, не каждому удается.

– Странное название – Акко.

– Вроде клички попугая, – согласился приятель. – Ну, что там у нас на обед?

Все буднично – салат, селедка, борщ, кисло-сладкое жаркое, фрукты. По желанию пиво, или вино, или сок…

Я осматривал кухню. Ничего особенного, обычная ленинградская кухня в «хрущевском» доме. И сама квартирка под стать. Впечатление, словно я в новостройках начала шестидесятых годов, еще в подъезде обнаружилось это сходство.

– И за это шестьсот долларов в месяц?

– Мне еще повезло, – ответил приятель. – Жизнь в Израиле – довольно дорогая штука. И материально, и морально. Все-таки это Восток, знаешь. А мы с тобой люди европейские.

– Или европейские азиаты, – буркнул я.

– Акко, вероятно, наиболее восточный город в этой стране. Тут арабские кварталы сохранились в таком виде, словно еще находятся под властью Саладина. Мечети, бани, караван-сараи – все в приличном состоянии…

Долго рассиживаться за столом не хотелось, я торопил приятеля, ссылаясь на то, что к вечеру надо поспеть в Кармиэль, место незнакомое, и вваливаться к дяде поздновато – неудобно.

И отобедав, мы – я, приятель и его жена Оля – отправились прошвырнуться в старую часть города, к зубчатым крепостным стенам.

Кстати, за свою долгую жизнь Акко не раз менял название. Город был Ака для греков, Птолемадо для Птолемея Филадельфа, при римлянах – Колония Клавдия, при крестоносцах – Сайта-Иоанна. И лишь в 1948 году, к концу Британского мандата над Палестиной, город обрел свое первозданное библейское имя – Акко.

В то же время каждое название города – это целая эпоха, оставляющая свои отметины, на что и обратил мое внимание приятель-дока.

– Видишь, высечен на камне крест, а ниже треугольник, – толкнул он меня в бок у сторожевой башни на одном из морских бастионов. – Это знак крестоносцев. Когда генуэзский флот отбил город у арабов в ходе Первого крестового похода, так сказать, первого вливания европейской крови в жилы Востока…

Я благодарно переводил взгляд с древних крепостных сооружений на вдохновенное лицо приятеля, зарытое в венок, составленный из бороды, усов, бровей и курчавого руна над бледным лбом.

– Ты здорово вписался в местный пейзаж своим обликом, – заметил я. – Монах-францисканец, только одет теплее.

Приятель улыбался улыбкой застенчивого еврейского интеллигента и теребил пуговицу шерстяного жилета, наличие которого в такую жаркую погоду казалось не менее чем странность.

– Как здоровье, ваше священство? – добавил я.