Читаем Взгляни на дом свой, путник! полностью

– О здоровье потом. А ты не теряй время, смотри вокруг. Вернешься под свое серое голодное небо и будешь жалеть, что не все вобрал в далеком Акко… Так вот, Саладин отвоевал город у крестоносцев. Потом его крепко побил Ричард Львиное Сердце. И тут отлично повеселились тевтонские и тамплиерские ребята. Рыцари учредили столицу Восточного Латинского королевства. Понаехали деловые люди из Генуи, Венеции, Марселя, понастроили торговые конторы. Пока их не прихватили мамелюки. Разграбили и почти стерли с лица земли город. Так он простоял заброшенным лет пятьсот…

– Того и следовало ждать, – вставила Ольга. – Если Восток обнажает меч, то полный разор…

– Ну это не только восточная манера. Крестоносцы, скажем, тоже принесли немалый разор странам Востока. Конечно, восточные народы большие фундаменталисты. И тем не менее впоследствии Акко посчастливилось с Эль-Язаром, албанским авантюристом. Тот сколотил себе царство от Триполи до Дамаска. Жестокий был властелин. И в то же время одержимый градостроитель. Влюбленный в Акко, он собирал тут все, что могли его люди растащить окрест. Сколько он распотрошил дворцов римско-византийской эпохи – и все, чтобы украсить Акко. Поэтому многие мечети и здешние караван-сараи украшают фризы и колонны тех разграбленных зданий. И самое удивительное, что эклектика превратилась в органический стиль…

Так, слушая путеводные лекции приятеля, мы бродили по Акко.

Мечеть Эль-Язар меня удивила – над кровлей Зала крестоносцев взвился тонкий минарет, увенчанный зеленым куполом. Турецкие бани с гигантскими чашами, в которых, казалось, могут одновременно плескаться десятки людей… Но самое впечатляющее – Цитадель крестоносцев. Просторное подземное сооружение являло собой анфиладу залов в готическом стиле с главным залом «криптой», где в рыцарские времена проводили турниры, военные советы под сводом, увенчанным эмблемой Франции – лилией… Кстати, эта эмблема была заимствована у исламских гербов, ее внес в свою геральдику еще в начале нашей эры халиф Саладин…

Улицы, шириной в один разлет раскинутых рук, влекли в колодезную сырую глубину. От каменных стен домов несмотря на жару веяло морской прохладой. Множество лавочников, вывалив свое добро прямо на цементные плиты мостовых, казалось, оставили его без присмотра. Но стоило чуть сдержать шаг, как мгновенно появлялся продавец-араб, от которого не так просто было отвязаться… Особенно тягостная сложилась ситуация в лавке старьевщика неподалеку от караван-сарая Хан-эль-Умдан. Прямоугольная площадь, забранная двухъярусными галереями в мавританском стиле, напомнила мне Пласа-Майор в Мадриде. Ну точно…

Увлекшись, мы всей хорошей компанией вступили на какую-то барахолку, где сгрудились старые телевизоры, велосипеды, холодильники, детали автомобилей, банки с красками, трикотаж… Владелец богатства, небритый араб в кепке и с золотыми зубами, повис на нас тяжелой колодой. Быстрыми глазами он усекал любую вещь, на которой неосторожно задерживался наш взгляд, и тотчас предпринимал попытку всучить ее нам, сбрасывая цену до неправдоподобия. И не было конца его лавчонке, словно мы попали в лабиринт… Спасибо Ольге: схитрив, она купила какую-то безделицу за полшекеля, тем самым вызволив нас из плена.

Очутившись на набережной, мы особенно оценили прелесть свободы. Море поблескивало сквозь ребра корабельных мачт. Яхты, подобно декоративным рыбкам, лепились к бордюру пристани, точно их подманили кормом. Столики кафе яркими красками живописали набережную. У парапета дремали лошади, запряженные в карнавальные средневековые кареты. Мы присели в «холодке» за столик, что таился под развесистой сосной. Появился официант-негритенок. В белоснежном жокейском наряде он выглядел уморительно со своей серьезной и услужливой физиономией.

– Эфиопские евреи придают Израилю облик колониальной страны, – произнес приятель, заказывая какой-то диковинный напиток. – Чувствую себя рабовладельцем.

– О да! – со значением подхватила Ольга.

Мы рассмеялись. Она действительно трудилась «как на плантации» – с раннего утра занятия в ульпане, потом несколько часов «бебиситтерства» – посиделки с чужим ребенком, потом какие-то курсы, потом собственное хозяйство. И так каждый день. Благо сегодня пятница, после полудня наступает благословенное время субботы…

– Любовь – страшный омут, – изрек я, ехидно повязав взглядом приятеля и его молодую супругу.

– Именно, – отозвалась Ольга. – Что я Израилю, что мне Израиль. А все он! Быть женой еврея – это не только любовь, но и миссия, жертвоприношение.

– Верно, – довольно подхватил приятель. – Какого черта евреи тащат сюда своих русских жен. И наоборот.

– Нет, серьезно. Быть женой закомплексованного человека – это памятник себе при жизни. И еще этот теплый гарусный жилет. Скажите, может нормальный человек носить в такую теплынь шерстяной жилет?

– Может, – решил приятель, обволакивая нас мягкой улыбкой не очень здорового человека. Он не сердился на жену, зная истину их отношений.

– Так как все-таки твое здоровье? – с маниакальным участием повторил я свой вопрос.

Приятель поморщился:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза