Взгляни на дом свой, путник!

Леденцовое мороженое придало моему восприятию Назарета благодушие и комфорт. Казалось, до базилики Благовещения рукой подать – ее темно-зеленый купол высился над домами, – а я все шел и шел, петляя по переулкам, продираясь сквозь непонятную речь, разглядывая витрины мелких лавчонок. Кажется, я уже был на этой площади с магазином, подле которого рыцарь в латах указывает прохожим пикой на вход. Запутали меня янычары, хоть сдавайся.

Я остановился, пытаясь сориентироваться, и услышал возгласы на азербайджанском языке. На том самом, который за четверть века другой, ушедшей жизни в Баку стал для меня таким же родным, как и русский. Вот тебе на! Ослышаться я не мог?

Хозяин антикварной лавки, куда я заглянул, отчитывал за что-то мальчишку.

– Сабанын хейр олсун, – произнес я. – Недча сян?[2]

– Ахабатын хейр, – ответил хозяин и вежливо добавил: – Сах ол, лап яхши-ям.[3]

Обменявшись ритуальным вежливым приветствием, хозяин разглядывал меня с пытливым вниманием темно-кофейных глаз. Мальчишка убежал исправлять упущенное, а я, подчиняясь приглашению, опустился в продранное кресло, что стояло среди разбросанных антикварных вещей. Чего только тут не было: бронза, картины, хрусталь, серебро, кожа, какие-то плетеные предметы, фарфоровые вазы и статуэтки…

– Гость чем-то интересуется? – спросил хозяин.

– Нет. Услышал знакомую речь, зашел, – ответил я, смекнув, что хозяин по национальности, видимо, турок, а турецкий язык мало чем отличается от азербайджанского, одна языковая группа.

Узнав, что я долго жил в Баку, хозяин оживился – в Баку у него жили какие-то родственники, и он подумывал наладить деловые контакты. Многие в Израиле пытаются наладить деловое сотрудничество, и особенно с Азербайджаном – может быть, из-за нефти.

Гостеприимство мусульман было мне знакомо с детства, и турок своим радушием подтверждал суру Корана о том, что гость в дом мусульманина послан Аллахом.

Турок запер лавку и пригласил меня подняться выше на этаж, быть его гостем. Случайное знакомство, как ни странно, меня затягивало. Извинившись, хозяин оставил меня в комнате: надо было дать распоряжения домашним…

Комната была обставлена с традиционной мусульманской аскетичностью. Ничего лишнего. Открытая ниша с аккуратно сложенными цветастыми тюфяками, посудой. На полу ковер. В углу кувшин из серебра. На подоконнике книги, дощечки для письма – письменный стол, как и вообще стол, в доме мусульманина не обязателен. В другом углу комнаты молитвенный коврик – вероятно, в той стороне и находится Мекка, подобно тому, как евреи молятся, обратив лицо в сторону Иерусалима…

В узком окне рисовался тонкий контур минарета.

– Это Белая мечеть, – пояснил вошедший хозяин. – Ее построили на месте старой синагоги.

– Другого места не нашли? – съязвил я.

Хозяин засмеялся.

– Наша жизнь подобна синусоиде: то евреи наверху, то арабы. Сейчас – евреи.

– Однако они не строят синагогу на руинах мечети. Строить на руинах, подобно победителю, что утверждает свою победу, насилуя женщин побежденных…

Турок кивнул и объявил, что в его роду было немало евреев, но сам он мусульманин.

– Ничего странного, – продолжал хозяин. – Вы помните притчу о пророке Мухаммеде? Как он путешествовал по небесным сферам? Архангел Гавриил знакомил пророка с его родственниками. На первом небе их встретил праотец Адам. На втором небе – Иоанн, на третьем небе Мухаммеда приветствовал Иосиф, на четвертом – Енох, на пятом – Аарон, на шестом – Моисей, на седьмом – сам Авраам, прародитель евреев. И наконец, выше седьмого неба Мухаммед встретил Лотосовое дерево рядом с престолом Аллаха, который и утвердил Мухаммеда своим пророком и наместником на земле… Об этом ночном путешествии мусульманские богословы написали тома с массой подробностей. Вообще-то, если бы не ваши пророки, мусульманам пришлось бы в день молиться пятьдесят раз, как первоначально завещал Аллах. Именно по совету Моисея Мухаммед упросил Аллаха сократить число молитв до пяти… Извините, но я должен оставить вас наедине со своими мыслями, – учтиво завершил хозяин.

А из приоткрытого окна уже доносился тонкий голос муэдзина Белой мечети. Муэдзин призывал правоверных к исполнению полуденной молитвы – икинди.

Хозяин провел ладонями по лицу, достал из ниши глиняный черепок, отошел к коврику и опустился на колени. Он склонял и выпрямлял туловище, касался ладонями пола, опускался ниц, касаясь лбом глиняного черепка, что олицетворял священный камень Каабу. Закатывал глаза и тихо приговаривал: «Аллах акбар».

Сколько раз в те далекие годы я наблюдал за свершением намаза. В Баку неподалеку от моего дома взметнула свои два минарета весьма почитаемая на Среднем Востоке мечеть Таза-Пир, и мы, мальчишки, играли во дворе мечети в свои детские игры…