Взгляни на дом свой, путник!

Возникла сумасбродная идея – покинуть автобус и продолжать путь, как бесчисленные пилигримы, пешком. Но пачки книг, что припечатались тяжестью к полу автобуса, остужали порыв. Ах, эта непроходящая череда каких-то расчетливых дел, от которых, как правило, ничего не остается ни душе, ни телу! Первый раз в жизни я приближался к священному месту Земли людей – Иерусалиму, а дух был отягощен заботами мелкими и суетными. Надо их отсечь. Надо погрузиться в другое состояние, подобающее моменту, – состояние экстаза и трепета.

Я таращил глаза на окружающий ландшафт, пытаясь распознать в немом рисунке вздыбленных холмов исторические названия. Где они? Лысая гора, Масличная… Гребни холмов, подобно тому, первому, что я увидел, были покрыты кипенью белых домов, словно пчелиные соты. Где-то в распадке виднелись строения, пронзенные минаретом; наверняка это арабский район. Я еще не знал, что мои глаза приняли Бейт-Лехем, или, по-привычному, Вифлеем, деревушку, где родился Сын Божий… В растерянности я не знал, куда обратить взор, и крутил головой, вызывая неудовольствие соседей.

Кто-то за спиной произнес по-русски, что светлая часовенка в глубине аккуратно подстриженных деревьев – склеп, где похоронен Шота Руставели. Там постоянно живут два послушника-грузина, передавая эпитимью из поколения в поколение. Пока я пытался разглядеть повнимательнее могилу великого поэта, автобус резво ушел вперед, оставив меня вновь с зачарованной непросвещенностью. Прекрасный повод для необузданной фантазии, но… в тесных рамках сведений о святом городе, что на протяжении жизни впитывала память. Особенно постарался Михаил Афанасьевич Булгаков. Рисунок города растаял. Возник Понтий Пилат со своим «белым плащом с кровавым подбоем», вышедший «шаркающей кавалерийской походкой ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колонаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого…». Забегая вперед, скажу, что искал я этот дворец, но не нашел. Неподалеку от здания научного центра лежат развалины сооружений, которые по возрасту относятся к правлению царя Ирода. Того самого царя, что в вероломстве мог посоперничать с самим безумным Калигулой. Боясь за трон, он пришил не только родного дядю, но и жену, и двух собственных сыновей, благо их было, кажется, пятеро. Считать царские жертвы – дело бессмысленное, издержки профессии.

Там, где искушенный взгляд замечал отметину истории, мой взор просто фиксировал какое-то сооружение, зато навязчиво запоминал обычные бытовые картинки. Прекрасное одностороннее шоссе, бензоколонки, дорожную полицию, светофоры, разбитую военную технику – ее оставили и берегли, как память о войне, как назидание врагам… Улицы, улицы. Дома. Магазины, магазины. И всюду автомобили. Пешеходы, пешеходы… Отсюда, с «империала» двухъярусного автобуса, все видится несколько иначе, чем из окна обычного автомобиля. Кажется, что ты паришь на небольшой высоте.

И когда автобус причалил к замызганному гейту Центрального автовокзала, я почувствовал облегчение: кончилась изнурительная дорожная мука неудовлетворенного любопытства, начинается привычная суета современного города, пусть даже этот город «Ерушалаим»…

Вначале надо определиться с ночлегом, надо разыскать родственников, напроситься на постой. С этим намерением я затесался в шуструю толпу вокзального люда, полагая, что она и вынесет туда, куда надо. Меня уже не тревожило, что в живот упирался ствол автомата солдатика, идущего впереди в обнимку с девушкой. Я мог сделать шаг в сторону, тогда попадал под прицел автомата спутницы этого солдатика. Да и в спину мне упирался приклад автомата другого солдата. Так я шел под конвоем веселых парней, вперемежку с бородатыми датишниками в черных шляпах и лапсердаках, с деловыми кейсами в руках. Датишниками называют клерикалов. От слова «дат», что означает «религия»…

Улица перед вокзалом похожа на все привокзальные улицы. Тут и арабско-ивритская разноголосица, и скорая еда: пита с разнообразной начинкой, соки, шашлыки, всевозможные товары – от колготок до шляп. Тут же продают асимоны – жетоны для телефона-автомата: круглые плошки с отверстием в центре. Как раз то, что мне требовалось.

Выбрав будку поукромнее, я забрался в нее со всеми причиндалами и тут, сквозь стекло двери, увидел широкое голубое полотнище, что подпоясывало фронтон огромного современного здания, похожего на Кремлевский Дворец съездов. «XV Международная книжная ярмарка!»… В такое везение трудно поверить: дворец Беньяней-Аума, куда я и стремился, находится, оказывается, напротив автовокзала! Отложив телефонные дела, я покинул будку.