От этого взгляда, пронизывающего, казалось, насквозь, у Валеры заныла височная кость.
А услышал он следующее:
– На все про все даем вам двое суток! Может, даже и менее… это уж насколько топлива хватит. Так что пошевеливайтесь оба, если не хотите сдохнуть здесь, как падаль!
– Послушайте, – отведя глаза в сторону, сказал Валера. – Ошибочка какая-то вышла. Я ж не просекаю в ваших играх! Верните меня… да хоть в ментовскую общагу, где у меня в холодильнике – как сейчас помню! – приныкана упаковка «Баварии» и пельмешки в морозилке!
– Тебе лучше не злить меня, рыжий! – Твердый палец Абросимова-младшего больно ткнул Валеру в грудь. – Шевели мозгами, пока тебе их из черепушки не вышибли.
Еще через пару минут все камуфлированные дружно расселись по своим внедорожникам. И укатили куда-то по своим делам, предварительно освободив Швеца и Машу от наручников…
Глава 26
НЕУГОМОННЫЙ НЕ ДРЕМЛЕТ ВРАГ
Время в крытой тянется мучительно долго… Тем не менее, пошли уже шестые сутки, как на пороге камеры появился дед Федор, он же литерный зэк «В-5». За это время они с Анохиным не то что сдружились – этого, пожалуй, не было, – но как-то попритерлись друг к другу. Пять суток вообще-то мизерный срок, особенно если соотносить его с восьмилетним приговором Анохина. Но и этого времени иногда бывает достаточно, чтобы понять, кто из какого сделан материала.
Федор Уваров, как показалось Анохину, принадлежит к простой, где-то немудреной и малость корявой, но крепкой, надежной породе людей.
Спустя четверть часа после посещения медблока Десятому наконец сняли наручную повязку. Анохин перебрался в угол камеры, с тем чтобы вдумчиво, не торопясь, посидеть на толчке.
Кормили их по-прежнему на убой, пищеварительный тракт у Сергея работал отлично, но на горшок он засел лишь для видимости: лепило передал ему сегодня уже четвертую по счету маляву. И теперь следует, обманув вооруженную телекамерами слежения охрану, как-то исхитриться незаметно ее прочесть.
Держа записку перед собой в полураскрытой ладони, Анохин ознакомился с ее содержимым. Пробежал глазами буковки еще раз, чтобы накрепко все запомнить. Из этого последнего послания Сергей узнал, что лепилу зовут Игорем Глебовым, что его семья, проживающая в Германии, ничего не знает о его судьбе и что он сам несвободен, мало чем отличаясь в этом смысле от зэков.
В записке содержалась также просьба, о которой еще ранее ему намекал Глебов. Если Анохину удастся вырваться на свободу, он должен при первой возможности отправить по интернет-почте – «мэйл» тоже прописан – краткое сообщение для немцев и его семьи…
Глебов предупреждал, что выдернуть их, литерных зэков, из этого особого лагпункта, могут уже в ближайшие часы. Заканчивалось же послание пожеланием удачи…
Убедившись, что адрес электронной почты надежно отложился в его памяти, Анохин превратил маляву в катышек и безбоязненно спустил вместе с водой в толчок.
Немногое ему смог сообщить Глебов… Не все из происходящего здесь, наверное, он сам понимает до конца. Опять же, в крохотной маляве, рискуя засветиться перед местной охраной, многого не сообщишь. Ну что ж, Игорь Глебов… И на том, как говорится, спасибо.
Анохин принялся привычно мерить камеру шагами. Дед Федор относился совершенно спокойно к этому его мерному, смахивающему на ход маятника брожению туда-сюда по их двухместной камере. В промежутках между приемами пищи, прогулками трусцой и визитами в больничку он либо сидел на краю нижней шконки, подперев кулаком подбородок, либо ложился сверху на одеяло, уставившись куда-то своим еще зорким, но каким-то растерянным, а порой и рассеянным взглядом и продолжая думать свои нелегкие думы.
В принципе Анохин хорошо представлял, о чем сейчас так напряженно и мучительно размышляет дед Федор.
Где-то уже на третьи сутки их совместной отсидки ему все ж удалось разговорить сокамерника, вызвав того после вечерней прогулки на откровенность. И вот что поведал ему сосед по нарам – в два приема, поскольку на следующий день он дополнил свой рассказ – дважды судимый Федор Уваров, из местных, проживший всю свою почти шестидесятилетнюю жизнь в Кировской области…
Первый свой срок Уваров огреб, когда ему уже исполнился полтинник. «Пятак» он схлопотал, по собственному признанию, из-за «глупой упертости», а уж потом по причине злого оговора. Когда Анохин вник в эту историю, то сделал вывод, что мужика вообще ни за что отправили на нары. Федор в ту пору работал егерем в большом заповедном хозяйстве «Вятские увалы», от северных кордонов которого, кстати, до владений ИТК номер 9 по прямой будет не более шестидесяти километров. Как-то он прихватил за браконьерским занятием двух мужиков, которые успели порешить не только хрюшку, но не пожалели даже ее полосатых детенышей-кабанчиков. Мужики не только не испугались, но и принялись качать права, намекая, что у них, дескать, «все схвачено». Один даже попытался схватиться за ружье, но Федор, пальнув для острастки из своей «сайги», сразу показал, что он не намерен ни шутить, ни вступать в переговоры с браконьерами.