Вживленный «Чип контроля»

Федор Уваров вдруг застыл в нерешительности, словно не знал, куда им теперь дальше двигать.

Побродив по небольшой сумрачной лощине, где этот самый ручей, который они потеряли, разбился, кажется, на добрый десяток ручейков, струек, ниточек, шелестящих в сочной густой травке, Федор, сдается, нашел то, что искал… Во всяком случае, не издав ни единой реплики, он вновь двинулся вперед, к какой-то известной лишь ему цели.

Очень скоро этот другой уже ручей – или все тот же, старый, – вдоль которого они двигались, уперся в обширную, более полукилометра в диаметре поляну. Из-за разрыва в тучах на какие-то мгновения выглянуло солнце. Устланная густым, приятным глазу ковром изумрудно-зеленой травы, эта открывшаяся их взорам поляна вся искрилась от света, дробящегося в мириадах лужиц и десятках мелких ручейков, которые скатывались полого вниз и растекались по видимой глазу болотистой пойме, кочковатой, во многих местах обильно покрытой зарослями морошки…

– Это сердцевина Карачаевских мхов, – пояснил им Уваров. – Вот сюда когда-то наведывались люди из ближних деревень… когда там еще было какое-то население. Знатная, однако, здесь растет морошка. В наших краях ее называют даже царь-ягодой.

– Морошка? – переспросил Леха. – Что за ягода? Что-то слышал, но пробовать не довелось.

– Это такие крупные желтоватые ягодки, – пояснил Федор. – Смахивают на ежевику. Кисловатые, сочные, очень приятные на вкус. Жаль, ягода еще не созрела…

– Пушкин перед смертью, кажется, просил, чтобы ему принесли моченой морошки, – вспомнив прочитанное где-то, заметил Анохин. – Ладно, Федор… Здешних ягод мы отведаем как-нибудь в следующий раз! Лучше скажи нам, долго ли еще топать до твоей нычки?

– Часа два с лишком будет, паря, – сдвинув треух на затылок, сказал Уваров. – Если только нужные нам тропки в половодье не залило с концами.

Сердцевину Карачаевского болота – эту самую морошковую поляну – они обошли слева, с западной стороны, воспользовавшись полоской хилого соснового лесочка, который из последних сил противостоял наступлению водной стихии. Но хотя Уваров и старался выбирать самые сухие – относительно, конечно – тропки, обувь и брюки до колен у всех троих теперь были покрыты липкой болотной жижей.

Оставив по правую руку оказавшееся вовсе не страшным Карачаевское болото, они втянулись в рощицу, посередке которой, окаймленное полоской камышей, находилось озерцо диаметром около полусотни метров (Уваров, кстати, называл все озера и водоемы по-местному «плесо́», с ударением на «о»).

Здесь они умылись, очистили грязь с обуви и одежды, слегка отдышались после более чем десятичасового перехода. Затем Федор, осенив себя крестным знамением, повел их дальше… В сторону непроходимых болот, издавна считавшихся в этих краях гиблым местом.

И вновь они шли вдоль русла ручейка; но на этот раз путь их лежал не через рощи, устоявшие пока под напором болот и мхов, а через мелколесье.

Но вот и эти хилые деревца расступились. Преодолев неширокую полоску кустарниковых зарослей, все трое на несколько секунд застыли, созерцая удивительную картину, открывшуюся их взорам.

Перед ними лежало огромное, воистину неохватных глазом размеров болото.

Оно расстилалось изумрудно-зеленым ковром, поросшим там и сям хилыми, где-то прямыми, а где-то заваливающимися набок сосенками.

Он, этот удивительный ковер, уходил куда-то далеко-далеко-дале-е-еко… К самому горизонту, где уже не было видать леса, а только один мох на ровном, как-будто постриженном газонокосилкой, травяном поле. В аккурат посередке этого «поля», начиная от того места, где они стояли, по болоту были разбросаны кочки с редкими кустиками и одним, двумя, иногда несколькими деревцами – как будто какой-то великан набросал горстями землю, обозначая себе безопасный проход.

– Красиво смотрится, – с нотками беспокойства в голосе произнес Анохин. – Я болото, признаться, как-то по-другому себе представлял… Не засосет нас здесь с концами, Дед?

– Живы будем, не помрем, – философски ответил Уваров.

Он обошел ближние кустики, как будто чего-то разыскивал. А и правда… какую-то жердь из-под куста выдернул. Чуть потемневшую от времени, но еще крепкую, длиной немногим более трех метров «палицу».

– Летось оставил здеся, как будто знал, что вернусь, – пояснил он глядящим на него с недоумением спутникам. – Топора-то у нас нет, чтобы вырубить приличную слегу… вот и старая сгодилась! Эт-то штоб дорожку во мхах ш-шупать… И вооп-пще! Адские мхи, однако… С такими вещами, паря, не шутят!

Они шли по болоту вот уже около полутора часов. Оно было совершенно не похожим на морошковое – то крепкое, кочковатое, а где-то и пружинящее упруго, а это… Оно жутковато колыхалось под ногами, отчетливо хлюпало, чавкало утробно при каждом шаге, так, словно люди шли не по мхам, а по тончайшей пленке, под которой волнуются океанские волны…