Взять живым !

Прибежал запыхавшийся Куржаков, быстро окинул своими цепкими зелеными глазами Ромашкина, нейтралку, танки, окоп. Он вроде бы помолодел и даже улыбался. Ни разу еще не видал его Ромашкин таким веселым.

- Ну, как ты тут? - весело спросил Куржаков, будто не было никогда между ними ни вражды, ни драки.

- Ждем!

- Сейчас пожалуют. Людей много побило?

- Полвзвода уже нет.

- Это еще ничего. У других хуже. - Куржаков перестал улыбаться. Дружков твоих - Карапетяна, Синицкого, Сабурова - уже накрыло.

- Ранены? - воскликнул Василий.

- Начисто. Ну, давай готовься к отражению танков. Бутылки, связки гранат чтобы под рукой были. - Куржаков опять улыбнулся и весело сказал, кивнув на пистолет, который держал Ромашкин: - Ты спрячь эту штуку. Возьми вон винтовку убитого. Она дальше бьет и в рукопашной надежнее. Чудно: командир лучше всех во взводе стреляет, а ему винтовка по штату не положена. Ну ладно, держись! Назад ни шагу! В случае чего пришлешь связного. - Куржаков, пригибаясь, побежал назад по ходу сообщения.

Ромашкин никак не мог представить товарищей мертвыми. Казалось, Карапетян откуда-то издалека смотрел на него черными глянцевыми очами, рядом смеялся Синицкий и хмурил белесые брови Сабуров, а доброта так и растекалась по его простому деревенскому лицу. "Неужели они мертвы? Какие они теперь? Как эти, неподвижные, на дне траншеи? Или как те, размазанные по стенкам блиндажа? Да зачем это знать? Их уже нет, вот что непоправимо. Они не дышат, не смеются, не существуют..."

Танки приблизились, и по траншее, вдобавок к немецкой артиллерии и минометам, захлестали снаряды, пущенные из танковых пушек: выстрел разрыв, выстрел - разрыв - почти без паузы.

Василий взял винтовку убитого наблюдателя, вложил пистолет в кобуру и приподнялся над бруствером. "Где же пехота? Где эти сволочи, которых так хочется бить?"

Позади танков, плохо различимые, в зеленоватой одежде, шли цепочкой автоматчики. Они строчили очередями, упирая автоматы в живот. Ромашкину стало страшно. Его испугали не танки, не цепь пехоты, а именно это спокойствие. Приближались настоящие солдаты, а не трусливые вояки с газетных карикатур. Гитлеровцы шли, как на работу, он понял: они знали свое дело и намеревались сделать его хорошо.

- К бою! - закричал Ромашкин и приложил винтовку к плечу. - По фашистам - огонь! - скомандовал он себе и красноармейцам, которые выскочили из брустверных нор. Они уже оценили, что лейтенант берег их от артобстрела, и теперь понимали: если зовет - медлить нельзя.

Ромашкин никак не мог поймать в прорезь прицела зеленую фигурку - то ли рука дрожала, то ли земля. Ударил неподалеку снаряд, пришлось присесть. Только поднялся, другой снаряд хлестнул левее. Не успел выпрямиться, прямо над головой чиркнула по брустверу автоматная очередь. "Сейчас они свалятся на голову, специально не дают подняться..." Ромашкин опять закричал:

- Огонь!

И, собрав все силы, все же выставил винтовку и принялся стрелять, почти не целясь. Первая линия танков была рядом. Пехота шла позади третьей. Танки лязгали и скрежетали гусеницами. Ромашкину казалось - три машины нацелились прямо на него. Он все же не потерял самообладания, скомандовал:

- Приготовить гранаты и бутылки!

И сам выхватил из ниши тяжелую зеленую бутылку. "Наверное, из-под пива", - мелькнуло в голове. Только поднялся, как тут же увидел чистые, надраенные траки гусеницы. Бросить бутылку у Ромашкина уже не хватило сил, он как-то сразу обмяк и упал лицом вниз. Танк, рыча, накатился на траншею, обдал горячей гарью, скрежеща и повизгивая, полез дальше. "В спину удобнее, у него позади нет пулемета", - вспомнил Ромашкин. И, стараясь оправдать свою секундную слабость, ухватился за эту мысль: упал он для того, чтобы перехитрить танк. Вскочив, Василий метнул бутылку в корму танка, грязную, покрытую копотью и снегом. Бутылка разбилась, слабо звякнули осколки. Но пламя, которое ожидал увидеть Ромашкин, не вспыхнуло. Все машины первой линии прошли невредимыми через траншею.

"Что же это? Почему танки не горят?" - растерянно думал Ромашкин. Он взял связку гранат - четыре ручки, как рога, в одну сторону, и одна, за которую держать, в противоположную. Связка была тяжелой. Ромашкин кинул ее вслед удаляющемуся танку, целясь в корму. Но связка, не пролетев и половины расстояния, упала на грязный снег. Ромашкин присел, чтобы не попасть под свои же осколки.

Рыча, приближалась вторая линия танков. Сквозь гудение моторов слышался крик пехоты.

И тут словно из-под земли выскочил Куржаков.

- Вы что, черти окопные, заснули? Почему пропустили танки? - Увидев Ромашкина, искренно удивился: - Ты живой? А почему пропустил танки? Пристрелю гада!.. - закричал Куржаков.

- Не загораются они. Я бросал бутылки, - виновато сказал Ромашкин.

- Бросал, бросал! А куда бросал? - кричал Куржаков так, что жилы надувались на шее.

Холодея от ужаса, Василий вспомнил: "Бросить бутылку надо на корму так, чтобы горючка затекла в мотор".