Взятие Казани и другие войны Ивана Грозного

Но царь рассуждал и о том, кому будет выгодно, если две державы истощат друг друга? И получалось, что король, бывший султанский подданный, подыгрывает туркам. Кроме того, Иван Васильевич с какой-то стати обвинял Батория в покровительстве протестантам. Причем еретикам противопоставил не только Православие, но и католицизм! Подчеркнуто изображал две церкви рядом, намекал, как много у них общего. Вспоминал, что на Флорентийском соборе папа Евгений IV и византийский император Иоанн VIII «уложили», что «одна вера греческая и латинская», и на этом соборе «из Руси тогда был Исидор митрополит».

Тут уж, наверное, впору за голову схватиться! Сам Иван Грозный, убежденный и бескомпромиссный защитник Православия, заговорил об унии! Впрочем, можно задаться и другим вопросом. Неужели он надеялся усовестить Батория и склонить своими доводами к миру? Разумеется, нет. Царь не был таким наивным. Просто послание, адресованное королю, предназначалось совсем не для него! Государь знал, что его обязательно будут читать сенаторы, советники. В том числе католические иерархи, иезуиты в окружении Батория. Ясное дело, немедленно донесут начальству. Иван Васильевич начинал хитрую и сложную игру, закидывал крючки к польским панам — ив Рим. А к папе еще в 1580 г. поехал русский дипломат Истома Шевригин. Государь писал Григорию XIII, что мечтает быть с ним в дружбе, заключить союз против турок, и только война с Баторием мешает этому. Вот и пусть папа «от своего пастырства и учительства» вмешается, прикажет королю замириться.

И… клюнули! Клюнули из-за того, что именно этого Ватикан добивался! Как раз в данное время планы унии выдвигались католической верхушкой на первое место. В 1577 г. в Риме открылась коллегия св. Афанасия, которая должна была готовить проповедников для православных народов. Большим тиражом была издана книга деяний Флорентийского собора. Через польского короля предполагалось внедрить унию в Речи Посполитой. А России следовало навязать подчинение папе, когда поляки и шведы поставят ее на колени.

Считалось, что это задача не такая уж сложная. Ведь власть царя безгранична, то есть достаточно привести к «истинной вере» монарха и он повелит подданным. И вот — свершилось! Царь сам обратился к папе, сам ссылается на Флорентийский собор! Заинтересованность была настолько велика, что Шевригин прибыл в Рим в конце февраля 1581 г., немедленно получил положительный ответ, и уже 28 марта в Россию выехала миссия во главе с иезуитом Антонио Поссевино. О, это было не случайное лицо. Это был один из тех самых деятелей, кто непосредственно организовывал «крестовый поход» на нашу страну, — как уже отмечалось, не кто иной, как Поссевино, помогал заключить союз между Польшей и Швецией. Теперь он поехал пожинать плоды.

А на российских границах снова гремели бои. Возобновились нападения крымцев. Ногайский хан Урус даже схватил царских послов, приехавших к нему, и продал их в рабство в Бухару — продемонстрировал, что мириться не намерен. И по мере поражений царских войск число врагов продолжало увеличиваться. К набегам присоединился сибирский хан Кучум. Начались волнения и бунты среди народов Поволжья, Урала.

Неприятельская коалиция согласовывала свои действия, в Стокгольме вторично побывало крымское посольство. Со шведами сговаривались и поляки. Сами они планировали ударить на Псков. Но ограничиваться этим не собирались. Баторий надеялся вызвать восстание в Новгороде. Засылал туда письма с перечислением «обид», якобы нанесенных Москвой новгородцам, призывал сбросить царскую власть. Таким образом предполагалось отрезать от России весь северо-запад. Ливония сама собой доставалась победителям. А шведов Баторий подталкивал ударить на севере — захватить гавань св. Николая, Холмогоры, Белозерск. Отрезать Россию еще и от Белого моря, замкнуть ее окружение. Но нет, шведы были себе на уме. Видели, что поляки хотят без них хапнуть Прибалтику, и нацелились на другое направление, на Нарву.

Как обычно, враги не гнушались использовать измену. В мае 1581 г. к полякам перебежал один из приближенных государя, стольник Давид Вельский, раскрыл военные секреты, планы. Баторий был уверен в успехе. Последнее письмо царю он послал даже не от себя, а поручил канцлеру Замойскому. Оно представляло собой верх хамства. Замойский выставил Грозного темным и диким варваром, который вдобавок разум «велми помешал», сравнивал с Иродом, Каином. Словом, полагал, что с государем можно совершенно не считаться. Канцлер даже не скрывал польских аппетитов. Писал, что сейчас речь будет уже не о Ливонии, «але о всем пойдет».